– Придуры, – недоброжелательно процедил Улюм, когда «Линкольн» приблизился к воротам. – А че полк не пригнали? Совсем с башкой не дружат – мы ж не «от-морозки», чтоб в друг друга на похоронах стрелять…

Нести тело товарища от ворот до могилы выпала честь выборным представителям комбината: Улюм и Саранов, которым как самым близким друзьям усопшего чисто символически предложили подставить плечи под домовину, скромно отказались. Стоял погожий сентябрьский денек, солнце ярило вовсю – этак недолго и вспотеть в хорошем костюме. Да и далековато от ворот до «парадного» сектора, в котором белогорцы издавна складируют тела своих наиболее почитаемых граждан. И вообще, если бы кто из собравшихся повнимательнее присмотрелся к руководителям альянса, он с удивлением обнаружил бы, что их одухотворенные лица вселенскую скорбь по безвременно почившему соратнику совсем не выражают. А выражают скорее деловую озабоченность, сопряженную с желанием быстрее закончить эту рутинную процедуру и заняться более важными проблемами. Но никто не присматривался: все заняты были.

Гроб был закрыт. Всем накануне объяснили: голова покойного обезображена выстрелом, восстановлению не подлежит, и являть его в таком виде народу будет нехорошо. Не по-товарищески…

Церемония погребения прошла более-менее плавно. Когда гроб опустили в могилу, следом никто не бросился, не заорал навзрыд дурным голосом – вообще не было никаких патетических проявлений. Несмотря на приличный возраст, Григорий Васильевич не удосужился обзавестись семьей – холостяковал напропалую, – родители его давно умерли… Получилось так, что на похоронах не присутствовала ни одна родственная душа – одни единомышленники и приятели.

Когда стали бросать землю, с другого конца кладбища – из «простого» сектора – неожиданно приперся Вор. Ловко протиснулся в плотном скоплении тел, бросил горсть земли, постоял минуту, склонив голову, вывернулся из толпы… И внезапно направился к стоявшим чуть поодаль Саранову с Улюмом.

Улюм занервничал – расстегнул было пуговицу костюма, полез за стволом, затем невнятно ругнулся, опустил руки по швам и воровато зыркнул по сторонам, вычленяя взглядом в толчее людской своих «быков», присутствующих на церемонии. «Быков» рядом не оказалось – к тому моменту, когда Вор приблизился вплотную, Улюм и Саранов пребывали в трогательной беззащитности перед лицом матерого уголовника, известного своим непредсказуемым нравом.

«Вытаскивать ствол – западло, – лихорадочно соображал бандит. – Похороны… Нет, если он полезет за пазуху – успею. Посмотрим, кто быстрее… А если не полезет? Знаем мы их штуки: плюнет бритвой в глаз и скажет: „Это тебе за Димона, сука…“ Или шило в рукаве. Полезет вроде бы обниматься – не оттолкнешь ведь – и вставит в печень. Вот волк, а! Ой как плохо…»

Саранов ничего не думал – при виде Кошеля впал в прострацию, застекленел взглядом в предсмертной тоске, но от этого хуже выглядеть не стал: со стороны казалось, что лидер Второго альянса тверд и бесстрашен.

Вор заниматься баловством был не расположен. Склонил голову, буркнул:

– Соболезную… – И будничным тоном предложил:

– Побазарить надо. Вы как?

«Стрелка»? – выдохнув с невероятным облегчением, уточнил Улюм.

– А ты че опух? – прищурился Вор, испытующе глядя на бандита. – С лестницы упал?

– Датый был – в проем не вписался… Так что – «стрелка»?

– На хер мне твоя «стрелка», – пренебрежительно махнул рукой Вор. – Щас у Димона помянем, потом дома буду. Подкатывайте к шести вечера. Лады?

Улюм и Саранов растерянно переглянулись. Пришел тигр, жрать вот так вот с ходу отчего-то не стал, а пригласил пройти в клетку. И чего ему сказать?

– Безопасность гарантирую, – верно истолковал их сомнения Кошель. – Блядь буду – никто вас не тронет. И базара всего – на пять минут. Польза великая может выйти – отвечаю. А нет – независимо от расклада разбежимся. А?

– А банкир будет? – задал дурацкий вопрос Саранов, выпадая из состояния неприятного оцепенения.

– А на хер нам банкир? – удивился Кошель. – Моих пацанов побили – его какой интерес… Ну, если что – я потом ему передам.

– Ты слово дал, – многозначительно произнес Саранов, обведя рукой вокруг, словно призывая не обращающих на них внимания людей в свидетели. – Все слышали!

– Ага, – подтвердил кивком Вор. – Будете? Саранов пожал плечами и с надеждой уставился на Улюма. Большой бандит тяжко вздохнул: от такого приглашения отказываться нельзя, даже если знаешь, что жизнь твоя на этой встрече не будет стоить ни гроша. Завтра весь криминальный мир Белогорска будет гудеть: крутой парень Улюм струсил и не пошел к Вору» на хату. Авторитет мгновенно упадет ниже плинтуса…

– Обязательно, – твердо сказал Улюм и даже нашел в себе силы пошутить:

– Только времени у нас в обрез – дела. Так что ты стол не накрывай, не стоит.

– Пять минут – и разбежимся, – повторился Вор. – В шесть у меня. Бывайте… – И пошел прочь, уверенно рассекая плечом толпу…

…До кладбища добрались без приключений. Преодолев небольшую протоку, выехали на трассу и нагло покатили к Октябрьскому кругу, рассудив, что сегодня Вороги вряд ли будут проявлять розыскную активность. Не доезжая до ворот метров двухсот, издали полюбовались на людскую толчею, свернули в кустики и ломились до тех пор, пока передний бампер не уперся в непролазную гущу подлеска. Оставив егерскую «Ниву» без присмотра, продрались по кустам вдоль забора к элитарному сектору, затем Рудин вскарабкался на дерево и, вооружившись биноклем, принялся наблюдать за процессией. Масло и Соловей скучали внизу, контролируя обстановку, хотя необходимости в этом не было: осинник был девственно-чист и не содержал в своих кустах ни одной подозрительной рожи, которая могла бы принадлежать неприятельскому стану, – как уже говорилось выше, ворогам сегодня было не до оперативных мероприятий.

Сергей наблюдал за ритуалом до того момента, когда гроб начали стравливать на веревках в могилу. Но вот веревки вытянули обратно, и не выдержал железный Пес: опустил бинокль, прислонился лбом к стволу, крепко зажмурился… Сердце вдруг сжалось в какой-то необъяснимой тоске, на глаза навернулись слезы, захотелось заорать в голос, бить кулаком по гладкой коре, вытворять что-то непотребное…

– На, понаблюдай, – скользнув с дерева, протянул бинокль Соловью, сам сел в кустах, закрыв лицо руками, – общаться в этот момент ни с кем не хотелось.

– Может, водочки? – предложил Масло, потащив из-за пазухи плоскую металлическую фляжку граммов на триста.

– Откуда у тебя? – Рудин сделал несколько основательных глотков, поморщился. – У Гриши тоже такая была. Большой любитель был…

– Егерь дал, – пояснил Масло, забирая фляжку. – Понятливый мужик – знает, что по чем. А у Гриши была побольше. И побогаче…

Посидели некоторое время молча: Масло тоже слегка приложился к фляжке, пробормотав: «Царствие небесное».

– Вор пришел, – флегматично сообщил с дерева Соловей. – Щас замочит обоих – то-то будет потеха!