– Нам нужен Ластерхавт-увер-Никш-младший, – предложил Жермон, – он давно мечтает отличиться.

– Достойный выбор, – кивнул Ойген, не первый год знавший «Дубового Хорста». – Думаю, это разрешит все наши трудности.

– Даже Хорст на что-то да полезен, – заключил Ариго. – Что ж, ему и карты в руки.

...Увести из-под носа у противника армию так, чтоб он ничего не заподозрил, трудно, хоть и возможно. Жермон не исключал, что им с Давенпортом и Анселом это бы удалось, но регент ждал от своих генералов другого. Западная армия должна была сняться с места и форсированным маршем двинуться к Аконе, оставив в Гельбе заслоны, призванные скрыть уход. Маневр предписывалось исполнить стремительно и тихо, но не настолько, чтоб столь выдающееся событие прошло мимо Бруно.

Господин фельдмаршал никогда не был дураком; в то, что талигойцы за одну ночь превратились в перепуганных кур, он бы не поверил. Другое дело – скрытный бросок на захваченную мятежниками столицу. Сам Бруно, случись что с его коронованным племянником, поступил бы именно так, а люди, за редким исключением, судят по себе.

– Ойген, – Жермон натянул поводья, – я не хочу уходить из Гельбе. Особенно теперь.

– Порядочность требует, чтобы мы сохранили для Талига то, что отобрал у Дриксен герцог Алва, – кивнул Райнштайнер, – это так. Это наш долг перед ним, но у нас нет резервов. Мы можем дать приграничное сражение на хороших позициях и отбить наступление Бруно, но что мы будем делать весной?

Герцог Ноймаринен желает сохранить армию и преподать урок дриксам, но для этого следует оставить Гельбе в тот срок, который будет достоверен. Это кажется правильным. Нет?

Достоверен... Достоверным для Бруно станет рывок фок Варзов на выручку к Алве. Когда о бойне под эшафотом узнали в Эйнрехте? Числа двадцать третьего – двадцать четвертого... Допустим, пару дней «гуси» падали в обморок, приходили в себя, пели и плясали. Потом – приказ о наступлении. Готфрид, если хочет остаться кесарем, не может его не отдать, а Бруно – не исполнить.

До адмиралов высочайшее дозволение выйти в море доберется дня за два, до Гельбе – через пять, то есть не сегодня-завтра. Выступит «гусь» не раньше, чем через два-три дня.

– Вы очень задумались, Герман. – Ойген Райнштайнер – диво-дивное – улыбался. – А от задумчивости можно простудиться. Нам следует проследовать в вашу ставку и найти вина.

– Вы замерзли? – не поверил своим ушам превращенный в Германа Жермон.

– Ни в коем случае, – слегка поклонился барон, – но вы меня назвали по имени, и я также испытываю определенное желание перейти на «ты». Нам просто необходимо выпить на брудершафт.

3

Все осталось прежним, и все стало другим. Так всегда бывает, когда кто-то уходит в никуда. Даже если горят свечи, шелестят бумаги, звенят стаканы, оставшимся – темно, холодно и пусто. Это чувствуется каждым словом, каждым вздохом, каждым глотком...

– Господа. – Альмейда возвышался над дубовым, застеленным вишневым бархатом столом, за спиной адмирала стремилась в вечность «Каммориста» и качалась, подпирала потолок гигантская тень. – Западный флот Дриксен ждет должного ветра. Конрайо![28]

– Конрайо! – Если с Альмейдой что-нибудь случится, флот поведет Антонио Бреве.

– Конрайо! – Себастьян Берлинга тоже был на «Каммористе», а сейчас командует авангардом. Он не просто хочет боя, он его ждет так, что Варотти и не снилось.

– Конрайо! – Вице-адмирал Хулио Салина спокоен и холоден, как сжатая пружина. Его «Марикьяра» уступает только «Франциску Великому».

– Конрайо! – Если б Филипп Аларкон не командовал «Франциском», он бы водил авангард или арьергард.

– Конрайо! – Ротгер Вальдес будет смеяться даже в Закате.

– Дождались? – Фок Таннер смотрит перед собой. – Что ж, давно пора!

– Дождались, да не совсем, – на губах Вальдеса порхала всегдашняя улыбочка. – Это тебе на твоих каменюках все равно, когда яйца колотить, а бедным дриксам при таком волнении порты нижних палуб позаливает. И как им по твоим бастионам бить прикажешь?

– Ну так скажи, когда шван[29]с галопа на рысь перейдет, – буркнул Лаузен.

– Дня через четыре, – в темных глазах блеснули голубые хищные искры, – не раньше, но и вряд ли позже.

– Кальдмеер тянуть не станет. – Капитан флагмана был чистокровным марикьяре и при этом солнечным блондином. – Он снимется с якоря при первой же возможности.

– Шестнадцать кошек ему в помощь, – пожелал Вальдес. – Давненько я не встречал господина адмирала цур зее[30].

– Четыре года, – уточнил Альмейда; покалеченная рука играла золотым адмиральским кинжалом. – Господа, объявляю Конхо Дэрайо[31]открытым. Эномбрэдастрапэ![32]

У моря свои законы, древние и необоримые, как оно само: встали все, даже добрые олларианцы господин генерал-интендант и Пауль фок Таннер. Луиджи и Рангони тоже вскочили, да и как бы могло быть иначе?

– Конрока! – адмирал остался стоять, остальные сели. – Слово о дриксах. Первое и последнее.

– Конрока, – подхватил Антонио Бреве; о врагах говорит второй адмирал, так повелось от века. – В Метхенберг стоят шесть десятков линеалов[33]трех старших рангов, не считая малых судов. Куда они собрались, никто не скрывает. Заправляют всем наши старые знакомые: Олаф Кальдмеер, Готлиб Доннер, Густав Цвайер, Отто Бюнц. В помощь Кальдмееру из Эйнрехта прислан Вернер фок Бермессер.

– Вернер?! – присвистнул Вальдес. – Тогда, Бреве, вы ошиблись. Его прислали не Кальдмееру в помощь, а мне на радость.

– Ледяной Олаф с тобой бы согласился, – второй адмирал хрустнул пальцами, у отца была такая же привычка. – Будь его воля, он бы запер гостя до конца кампании в канатном ящике. Вместе с генералом Хохвенде.

– Высадкой командует эта скотина? – осведомился фок Таннер. – Вернусь в Хексберг, поставлю святому Адриану четыре свечки.