Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не человек, а кубик Рубика, – сказал Крячко.
– На самом деле обычная женщина, – Яков Платонович, как всегда, подошел беззвучно, – обычная, но очень талантливая женщина, которой пришлось очень много работать ради того, чтобы заниматься своим любимым делом. Она хотела просто делать украшения, но видите, как сложилось. Ей не давали. Экономические аферы, шпионаж. Все это требовало сил.
Яков Платонович сочувственно покачал головой. Кажется, совершенно искренне.
Но чутье Льва Ивановича не давало ему успокоиться на версии мести или шпионажа. Тем более что куратор Нелли подтвердил, что да, она, конечно, собирала сведения, но в этом не было ничего такого, за что можно было убить. Казинидис-старший тоже отрицал участие жены в каких-либо крупных делах. На старых записях во время допроса еще тогда подозреваемого Казинидиса несколько раз спрашивали об участии Нелли в их деле. И каждый раз он очень аргументированно показывал, что она не имеет к этой афере никакого отношения. Крячко и Гуров еще раз очень досконально проверили все документы, исследовали место взрыва, забрали вещи Нелли из кабинета хозяйственных служб в Музеях Кремля. Сыщики уперлись в тупик. С одной стороны, Нелли косвенно участвовала во множестве дел. Но, с другой стороны, никому из фигурантов не было никакого резона убивать ее. Тем более так показательно.
А Гуров очень не любил быть в тупике.
– Там курьер, привез все, что было по Казинидисам в Плешке, – сказал Станислав, сдержанно зевнув сквозь зубы. Точно так же, как и напарника, его очень сильно раздражало подвисшее дело. Петр Николаевич ясно дал понять, что на расследование гибели Казинидис у них очень мало времени, и с каждым днем его становилось все меньше.
– Как ты думаешь кто на него давит? – спросил Крячко, показывая большим пальцем наверх.
– Все, – пожал плечам Гуров, – все скопом и в порядке живой очереди.
Следователи никогда не рисовали схемы преступления, как это любят показывать в кино. Не было красивой доски с приклеенными на ней фотографиями, никто не подписывал маркером имена, даты и все прочее.
Вместо этого они ходили… в рюмочную.
Рюмочная была на Никольской улице, последнее оставшееся в Москве заведение такого рода.
Как и все остальные посетители, сыщики ходили туда не затем, чтобы грубо напиться. Они ходили туда за вдохновением.
Рюмочная «Втордых», или «Второе дыхание», если ты еще достаточно трезв, чтобы прочитать вывеску, располагалась в подвале старого здания, как ошибочно утверждают современные экскурсоводы – флигеля, оставшегося от Подушечных рядов. Но спросите дядю Гену, завсегдатая «Втордыха», который всегда берет одну рюмку водки и один бутерброд под названием «Тюрьма»: поджаренный во вчерашнем масле кусок бородинского хлеба, шпротина, четвертинка соленого огурца и капелька майонеза, и он точно скажет вам, что Подушечные ряды уцелели, находятся левее, а в этом здании всегда был доходный дом. И оно гораздо моложе рядов. А откуда он знает, спросите вы? Потому что выпускник Историко-архивного института, который находится на этой же улице, дядя Гена знал Москву как свои пять пальцев, а его отличная память и неуемная тяга к алкоголю позволяли бывшему учителю истории путешествовать по времени из прошлого в очень далекое прошлое с редкими остановками в настоящем. В рюмочной его жалели, и буфетчица всегда брала с него 2 рубля 11 копеек. Ровно столько стоил раньше его любимый набор. Были там и другие не менее колоритные завсегдатаи. Крячко и Гуров всегда брали чай, который наливали по старинке из кастрюли, ту же «Тюрьму» и вставали за столик у окна.
Стульев в рюмочной не было.
Ну какие стулья в таком заведении? Моветон.
– Каждый раз, когда мы с тобой сюда приходим, ловлю себя на мысли, что именно тут прячется настоящая Москва.
Крячко был немного романтиком. Наталья как-то раз подсунула ему с подачи Марии книжку «Москва и москвичи» Гиляровского. Крячко прочитал ее запоем. Очень ему понравилась Хитровка такой, какой описал ее исследователь сердца Москвы. Гуров в такие моменты посмеивался, что из его напарника вышел бы идеальный городовой.
– Да… сотни лиц… Вот в чем дело! – Лев рассмеялся, ну конечно. «Втордых» в очередной раз не подвел. Он не успел еще допить свой чай. Кстати, надо узнать, что это за чай. Выглядел он настолько ужасно, насколько могут выглядеть помои, заваренные, как можно было решить, видя антураж, из веника. Тем более в огромной, чуть помятой алюминиевой кастрюльке. Но тем не менее чай во «Втордыхе» всегда был крепким, сладким и очень горячим. И вкусным.
– Надо все-таки спросить у нее, что это за чай, – сказал Лев, с опаской посматривая на буфетчицу.
Та ответила ему мрачным тяжелым взглядом.
Стас шутливо вздохнул:
– Ты говоришь это каждый раз, как мы сюда приходим.
– Да. Просто я ее боюсь, – честно сказал Гуров.
Но надо сказать, что Нинель боялись все. Потому что однажды кто-то принес дыню. Обычную такую небольшую дыньку. У кого-то из посетителей кончились деньги, и он надеялся, что, может быть, удастся обменять дыню на пару рюмашек. Нинель взяла ее в руки и раздавила.
Тем самым пресекая любые разговоры о кредитных отношениях с рюмочной.
– Будем ждать до первой драки или тебя озарило? – спросил Крячко.
Первая драка в рюмочной обычно начиналась ближе к вечеру.
– Понимаешь, все, кто знал обоих Казинидисов, и Андрея, и Нелли, давали слишком разные показания. Мы видели, как легко вел себя Андрей, он, как Кашпировский, казалось, гипнотизировал всех, и люди были готовы отдать ему все, что у них есть. Иначе как объяснить, что он делал деньги буквально из всего? Откуда у него мог появиться свой кабинет на Петровке? А я туда ходил. И знаешь, какого размера его личное дело там?
Крячко сомкнул подушечки указательного и большого пальцев, показывая что-то очень-очень маленькое.
Гуров кивнул:
– Еще меньше. Половина одного листа. А он смог обмануть страну. И не одну. США тоже остались на него в легкой обиде, потому что никаких налоговых доходов с «Голден Ада» они не получили. Как и Греция и Бельгия, где были формально зарегистрированы филиалы компании. И что мы получаем? Шиш. Ты смотрел записи его судебных выступлений?
– Конечно. Практически наизусть выучил, – кивнул Крячко.
– И заметил, насколько он легко выступал. А теперь вспомни, каким он был во время видеозвонка и какой у него сын. Тихий и спокойный профессор. Думаю, что дочь такая же. Они все врали.
Станислав сходил к буфетчице и принес еще чай и тарелку с бутербродами.