– Спасибо, семья тоже хорошо, – успокоил его Мияма.

– Врадзио э ёкосо ирассяимасьта![50] – радостно улыбнулся секретарь.

– Очень приятно! – учтиво склонил голову Мияма.

– Росиа ва хадзимэтэ дэс ка?[51] – осведомился секретарь.

– Нет, бывал в России уже пятнадцать разов, – уточнил Мияма.

– Ий о-тэнки дэс нэ![52] – после паузы добавил серетарь.

– Да, хорошая погода, – согласился Мияма.

Немного подумав, секретарь напрягся и выдал еще:

– Го рёко ва икага дэсьта ка?[53]

– Спасибо, летели очень комфортально, – заверил Мияма.

Молодой человек на время затих, видимо, растратив дежурный запас любезностей. Говорить с высоким гостем на вольную тему ему было строжайше запрещено.

Тем временем Шурик Пискарев с Надеждой на заднем сиденье воздавали должное содержимому вместительного бара, который перед ними услужливо распахнул охранник.

Мияма заметил, что начиная с пригорода вдоль улиц Владивостока пестрели однотипные постеры, которые уже порядком намозолили ему глаза в Москве. На плакате молодой человек в космическом скафандре протягивал девушке укрупненный ультра-желтый билет с жирной фосфоресцентной надписью:

– Куда едем, на Девятую? – с видом знатока спросил замминистра, потягивая душистый нормандский кальвадос.

– Да-да, сейчас пока велено на Девятую, – обрадовался возможности быть полезным секретарь. – Утром планируется рабочее совещание, а потом еще некоторые мероприятия во второй половине дня.

Когда лимузин въехал в ворота общирного подворья губернаторской резиденции на Девятой улице, стало ясно, что их здесь ждали. Двор усадьбы был заполнен черными служебными мерседесами вперемежку с частными Ауди, BMW, Ленд-Круизерами и Хаммерами. Состав автопарка свидетельствовал о серьезности занятий и сложности маршрутов большинства владельцев, которые, вероятно, не снисходили до развлекательных поездок в спортивных Феррари и претенциозных Майбахах.

У входа в невысокий, но просторный, богато и с выдумкой отделанный одноэтажный дом стояли навытяжку шестеро охранников в одинаковых черных костюмах. Трое тотчас же бросились к лимузину, чтобы помочь гостям выйти, двое картинно распахнули створки входных дверей, а один остался на месте, озирая окрестности стальным взглядом. В парадном вестибюле навстречу московской делегации уже шел с вытянутыми вперед руками и невыразимо радостным выражением на пухлой розовощекой физиономии сам хозяин Приморья Олег Петрович Сотников. Губернатор был в цветущем возрасте – уже не настолько молод, чтобы бросаться в рискованные предприятия, но и не настолько стар, чтобы отказывать себе в маленьких радостях жизни.

– Добро пожаловать, дорогие москвичи! – воскликнул он, беря одновременно за запястья Пискарева и Надежду Кузьминичну. – Добро пожаловать, Ваше высокопревосходительство!

Мияма недоуменно оглянулся, ища глазами того, к кому относилось столь старомодное обращение, знакомое ему только по романам русских классиков. Никого больше в вестибюле не оказалось, и он на всякий случай слегка поклонился.

– Извините, что я… что мы тут не совсем по протоколу, – продолжал Олег Петрович певучим вкрадчивым голосом. – Не было времени подготовиться. Пришлось кое в чем импровизировать. Такой, можно сказать, критический момент… Прошу не судить строго.

Давайте, господа, пройдем ненадолго ко мне в кабинет, выпьем чайку с нашим дальневосточным липовым медом. Я вас быстренько ознакомлю с программой, а там уж займемся делами. График у нас плотный, многое надо успеть.

Олег Петрович сделал приглашающий жест и уверенной походкой двинулся в глубину коридора, увлекая за собой прибывших. Секретарь, оглаживая пробор, вприпрыжку поспешил за ними.

Рабочий кабинет Сотникова представлял собой скромно обставленную комнату с рядами книжных полок по стенам. Кое-где в проемах между полками виднелись почетные грамоты и дипломы. Над письменным столом, уставленным аппаратами прямой связи, висел портрет президента в строгой багетной рамке. Стол для совещаний и несколько простых деревянных стульев довершали картину интерьера, который чем-то неуловимо напоминал о спартанском духе первых сталинских пятилеток. Атмосфера деловитого аскетизма и трудовой дисциплины, царившая в кабинете, приятно поразила Мияму, привыкшего к роскоши московских офисов чиновных вельмож. Когда все расселись по местам, миловидная девушка в белом переднике внесла на подносе чайный сервиз и большую расписную миску ароматного белого липового меда.

– Значит так, дорогие гости, – начал Сотников, заглядывая в айпад, – через полчаса у нас по расписанию совещание краевого актива. Соберутся представители администрации, капитаны местного бизнеса, лидеры некоторых общественных организаций. Люди хотят лично познакомиться с Вашим высокопревосходительством, отчитаться о достижениях, ввести вас в курс дел.

Только когда секретарь начал переводить слова начальства на свой школьный японский, Мияма окончательно уразумел, что губернатор обращается к нему.

– Не надо японский! Я все великоляпно понимаю! – категорически заявил он. – Я вообще люблю русский язык. Только не совсем э-э… догоняю смысл… Почему я? Почему мне? Почему меня?..

– Потому что дана ориентировка ввести в курс Его высокопревосходительство нового губернатора Приморского края с целью передачи дел японской стороне! – четко, по-военному отрапортовал Сотников. – Так что не извольте беспокоиться, все по плану. Референдум мы запустили еще позавчера. Подключили всю краевую прессу, радио, телевидение, интернет. Голосование будет идти в течение трех суток в прямом эфире через Первый Дальневосточный канал. Голоса принимаются по телефонным звонкам, эсэмэскам и мейлам. Фиксируются прямо на экране в режиме нон-стоп. Международные наблюдатели из Белоруссии, Казахстана. Киргизии и Армении прибыли два дня назад. Можем и Его высокопревосходительство господина Мияму провести как наблюдателя от Японии. Всего, как и просили, три опции. И на Сахалине все так же.

– Погодите, погодите! – авторитетно вмешался Пискарев. – А как вы все подали населению? Какая формулировка? Я ведь спрашиваю не просто как замминистра культуры.

– Конечно, конечно. Подали как опрос общественного мнения. Текст опубликован примерно такой: