«Я больше не могу ждать. Ситуация быстро меняется и выходит из-под контроля».

«Девочка слишком мала, чтобы оставить ее здесь даже на несколько месяцев. Она нуждается во мне».

«Ну же, милая! Нужно сделать это сейчас. Обещаю, потом ты поймешь».

«Не знаю, поверит ли она, если я скажу, что вернусь за ней».

«У меня есть план».

Эмми чувствовала себя так, как будто подслушивала тихий разговор из-за неплотно закрытой двери. Это напоминало детскую игру, в которой секрет шепотом передавался по кругу, пока не искажался до неузнаваемости.

Просмотрев пятнадцать книг сверху, она увидела, что остальная часть коробки заполнена старыми картами и атласами. При более внимательном осмотре выяснилось, что все они изображали мир до начала Второй мировой войны. Границы стран в Западной Европе выглядели незнакомыми, и Эмми представила себе немцев, стоявших у рубежей Польши и готовых к наступлению.

Атласы и путеводители выглядели как новенькие, словно их вообще не читали или пролистали не более одного раза. Просмотрев первый слой и не обнаружив ни одной записи, Эмми разочарованно вздохнула. Легкий холодок пробежал по ее шее и спине, когда она смотрела на собрание атласов и путеводителей и вспоминала слова Эбигейл о том, что раздел путешествий в «Находках Фолли» был самым любимым у Мэгги.

Эмми запустила обе руки в коробку, достала столько книг, сколько смогла, и разложила их на полу рядом с собой. Когда она наклонилась за следующей порцией, то заметила темно-серый матерчатый переплет, похожий на художественное издание в жесткой обложке. Опустившись на колени, она подняла все, что лежало сверху, и обнаружила новенький экземпляр «Путешествий Гулливера». Когда она взяла книгу в руки, то увидела, что обложка немного покоробилась, но, судя по всему, не от воды. Наклонив книгу верхним обрезом к себе, она увидела узкую щель между страницами посередине, как будто что-то было спрятано внутри.

Эмми быстро положила книгу на колени, раскрыла ее в нужном месте и увидела сложенный втрое лист бумаги. Листок был голубым и тонким, совершенно не похожим на современную плотную бумагу для принтеров. Края были ровно сложены и разглажены, как будто кто-то снова и снова проводил ногтем по сложенному листу.

Эмми взяла письмо, мимолетно удивившись, каким легким оно было, словно ожидала почувствовать вес слов, содержавшихся внутри. Она долго смотрела на письмо, размышляя о том, не стоит ли вернуть его на место, закрыть книгу и больше никогда не открывать ее. Теперь она лучше понимала чувства Хита.

Мысли Эмми вернулись к Бену и к моменту их последней встречи, когда они не попрощались друг с другом. Она прикоснулась к этому воспоминанию, как человек мог бы прикоснуться к синяку, надеясь, что то все зажило, и слегка поморщиться, убедившись в обратном. Когда она думала о Бене и представляла его лицо, это всегда была последняя сцена в дверях родительского дома, где они сказали друг другу все, кроме слов прощания. Эмми закрыла глаза, стараясь яснее вспомнить ту встречу и увидеть истину, какой бы тяжелой она ни оказалась.

Она прислушалась, но слышала лишь ровное биение крови в висках; тогда она резко выдохнула и заставила себя открыть глаза. Глядя на сложенное письмо, она с поразительной ясностью вспомнила последнюю встречу с Беном. Возможно, поэтому она регулярно слышала его шаги; их неоконченное прощание было похоже на нераскрытое письмо, и он ждал этих последних слов. Возможно, вся ее неуверенность с тех пор происходила от того, что осталось не сказанным.

Эмми вытерла глаза тыльной стороной ладони, тяжело сглотнула и открыла письмо, развернув его с двух сторон. Почерк был незнакомым, и она невольно опустила глаза, чтобы посмотреть на подпись. Кэтрин. Вернувшись к началу послания, Эмми прочитала:

«Я знаю правду. Я всегда знала, что ты на самом деле не принадлежишь мне, но думала, что, если я постараюсь как следует, мы будем счастливы. Я не сдалась, но знаю, что ты отрекся от меня, и это делает меня такой несчастной, что я уже сама не знаю, как мне поступить. Я не хочу жить без тебя, а ты не хочешь жить со мной. Это наводит меня на мысль о том, что нам обоим будет лучше, если я умру.

Думаю, я действительно любила тебя, по крайней мере, какое-то время. Надеюсь, ты найдешь некоторое утешение в том, что я причинила тебе зло. Прости меня».

Когда Эмми перечитала письмо, у нее пересохло во рту. Ее первой мыслью было позвонить Хиту, но, вспомнив их последний разговор, она поняла, что лучше этого не делать. Потом она вспомнила его совет – позвонить матери.

Аккуратно сложив письмо, Эмми достала из кармана мобильный телефон и набрала номер родителей. Мама взяла трубку после второго гудка.

– Эмми! Какой приятный сюрприз, – судя по тону, Пейдж говорила искренне. – В прошлые выходные мы с отцом как раз говорили о тебе. Мы собираемся в Смоки-Маунтинс[37]полюбоваться золотой осенью и уже забронировали чудесный домик в глуши, но там нет мобильной связи. Я все думаю, что тебе, наверное, не хватает смены сезонов на Фолли-Бич.

Эмми подумала об улетающих скопах, о спящем болоте и о том, как цвет спартины меняется с зеленого на желтый, а семена разлетаются по ветру. Она вдруг поняла, что не совсем тоскует по ярко-оранжевой и буро-коричневой листве лесов Индианы, памятной с раннего детства.

– Возможно, – ответила она, пытаясь вспомнить те времена, когда родители куда-то отвозили ее в красивые места для семейного отдыха. – Последние несколько раз, когда я звонила, то разговаривала только с папой, но хотела убедиться, что он передал мою благодарность за одежду, которую ты прислала.

– Разумеется, он сделал это, – голос Пейдж звучал по-другому; ее южный акцент был не таким отчетливым и глубоким. А может быть, он остался таким же, но Эмми уже привыкла слышать акцент в его первозданном виде. – Ты уже надевала купальник?

Эмми помедлила с ответом.

– Еще нет. Он более откровенный, чем я привыкла.

Она могла представить, как улыбается ее мать.

– Все придет со временем. Просто надень на него футболку и шорты, если решишь прокатиться на матрасе.

– Что?

– В детстве мы любили эту забаву; я думала, что местные по-прежнему так делают, если копов нет поблизости. Ты привязываешь матрас к заднему бамперу автомобиля или грузовика на пляже и стараешься удержаться, пока тебя тащат вперед.

Эмми попыталась представить, как ее мать занимается чем-то подобным, но не смогла.

– Хорошо, постараюсь запомнить, – она покачала головой, гадая о том, что еще мать раньше не рассказывала ей о своем детстве на Фолли-Бич и почему она ждала так долго.

– У тебя хороший голос, Эмми.

– Я отлично себя чувствую, – ответила она, даже не задумавшись об этом. – Все стало… лучше. Я начала бегать трусцой. Ну, наполовину ходить, наполовину бегать. Надеюсь, скоро буду пробегать всю дистанцию.