— Наслышан, наслышан, — улыбнулся девушке молец. — Знаменитая Рыска-с-Хутора, верно? — Голос у него был тихий и мягкий, взгляд прямой, ясный, и в другое время девушка, пожалуй, сразу прониклась бы к нему расположением. Но сейчас ей было не до того.

— Скажите, пожалуйста, к вам Альк недавно не заходил? — нетерпеливо спросила она.

— Нет, — с сожалением ответил молец, догадавшись, что для девушки его ответ очень важен. — Что-то случилось, милая? Я могу помочь?

Рыска сникла. Где живет Сива, она не знала, и дальше искать саврянина, похоже, было бесполезно.

— Я… Мы просто беспокоимся, — пробормотала она, отступая и опускаясь на лавочку у стены. Жар вытащил откуда-то растрескавшееся по краям корытце, вылил в него остатки воды из большой медной чаши перед статуей, обмакнул туда веник и пошел кропить пол, освящая и одновременно прибивая пыль.

Молец присел рядом с девушкой, бережно уложил книгу на колени. В молельне пахло людским потом, сладковатым чадом и немного — полевыми цветами, большой букет которых стоял в вазе как раз возле лавки. Половина светильничков перед статуей выгорела до дна, и прорех в одуванчиковом поле огоньков становилось все больше и больше. Одни угасали медленно, отчаянно цепляясь за остатки фитиля, другие, напротив, ярко вспыхивали, прежде чем исчезнуть. Дымки обвивали статую Хольги, как слетающиеся к настоящей Богине души.

— Любо-дорого поглядеть, верно? — как ни в чем не бывало заметил молец, кивая на Жара. — Старается. Уже под коврик почти не заметает, только под статую — ее-то не поднимешь, чтобы носом ткнуть.

Рыска несмело улыбнулась:

— Он вообще-то хороший. Просто… убирать не любит.

— Хороший, — согласился священнослужитель. — Шебутной только, еще ни разу его жизнь по-настоящему не припекала. — Молец перевел взгляд на отсутствующую руку.

— Некоторых и припечет — не поможет, — вырвалось у девушки.

— Читать в книге души человеческой может только Хольга, — с мягкой укоризной напомнил священнослужитель. — Нам же остается лишь гадать, что скрывается под обложкой. Верить. Надеяться. Беспокоиться. Иногда это куда важнее телесной помощи.

Жар открыл дверь и с размаху выплеснул содержимое корытца в канаву. В молельне резко потемнело — ворвавшийся в нее ветер пробил широкую черную просеку в огоньках.

— У тебя чего, глаза повылазили?! — заорал проходящий мимо мужчина, приподнимая обрызганную полу плаща и пытаясь рассмотреть ущерб.

— Это Хольгина благодать на тебя излилась, добрый человек, — смиренно ответил вор. — Возрадуйся и неделю не мойся.

Прохожий разглядел его рясу, смутился и поспешил дальше, не замечая, что «молец» осеняет его спину отнюдь не Хольгиным знаком.

— Жар! — неодобрительно окликнул настоящий священнослужитель, не видевший, что творит помощник, но успевший пролистать эту «книжечку».

— Я лучше снаружи подожду, — пробормотала Рыска, вскакивая с лавки. — Душно тут.

«И вдруг Альк мимо пройдет?»

— Да поможет вам пресветлая Хольга. — Молец проводил девушку сочувственным взглядом и отправился совестить помощника.

* * *

Просто стоять на крыльце было зябко и тоскливо. Рыска сама не заметила, как спустилась по ступенькам и медленно пошла вдоль улицы. Ну куда, куда мог пропасть Альк?! А вдруг он в крысу превратился? Или с путником сражается? Или просто сидит на камне в чистом поле, невидяще глядя перед собой, как с ним часто бывает?

В такое позднее время была открыта не только молельня. Более того — некоторые заведения только по ночам и работали, и посетители слетались на три зеленоватых огонька над дверью, как мотыльки. На пороге дополнительной приманкой стояла девица в кружевной рубашке и короткой — до колена, вот срам-то! — юбке. «Цыпочка» покосилась на Рыску, но быстро поняла, что это не конкурентка и не клиентка, и презрительно отвернулась.

Рыска смутилась, спохватилась, что зашла уже слишком далеко, но зачем-то в последний раз окинула взглядом «курятник»… и оцепенела.

Окна на втором этаже были открыты, а в угловой комнате еще и занавески отдернуты. Тот, кто искал там утех, не боялся ни ревнивой жены, ни сплетен. Свет подвешенной к потолку лампы мягко переливался на серебристых косах, ручейками стекал по мышцам обнаженного торса.

На подоконник упал расшнурованный корсет. Освобожденные груди, полные и заостренные, как у козы, удобно легли в чашечки мужских ладоней. Альк ухмыльнулся, медленно пошевелил пальцами, что-то сказал. Девица рассмеялась — вульгарный, визгливый смех далеко разнесся по улице — и шутливо ударила его по руке. Мужчина в ответ толкнул ее в грудь растопыренной пятерней, опрокидывая на кровать, и тоже пропал из виду.

Рыска покачнулась, оперлась о стену. Ах вот, значит, что он тут «забыл»?! Они-то, дураки, бегают по всему поселку, ищут его, переживают, думают, что ему плохо… А ему, оказывается, очень даже хорошо! Ну и ладно! Ну и Саший с ним! Подумаешь! Какой-то паршивый саврянин! С самого начала же ясно было, что он собой представляет! Крыса, она крыса и есть! И вообще Рыске нет никакого дела, с кем он там развлекается! Хоть со служанкой! Хоть с потаскухой! Хоть с коровой!!!

Рыска шла по мостовой, не разбирая дороги, и рыдала в голос. Да так жалостливо, что засевший в подворотне грабитель устыдился и пропустил девушку мимо.

Решив уходить, крысиная стая делает это быстро и слаженно.

Там же

Девица под Альком извивалась, словно ее муравьи за пятки кусали. Помада размазалась, смешалась с белилами на щеках, и казалось, будто потаскухе расквасили губы. Но саврянин ее не бил. Пока.

— Кто? — повторил Альк, хорошенько тряхнув паршивку, чтобы та наконец осознала, с кем имеет дело. Нож, отшвырнутый саврянином вместе с подушкой, соблазнительно поблескивал на половице. И почему эти бабы свято уверены, что стоит им раздвинуть ноги — и мужчина забудет обо всем на свете? Лично Альк даже в такие моменты предпочитал знать, где находятся руки его подружки. И если одна без причины сползает с его спины…

— Кто тебя нанял?

Потаскуха обмякла, но синие глаза продолжали бешено сверкать.

— Никто! — заверещала она. — Это на всякий случай лежало! От извращенцев всяких!

— Это тоже — от извращенцев? — Альк подтянул ближе к лампе ее правое запястье, перевитое взбухшей от бесплодных усилий мышцей.

— Клиенты любят сильных девочек!

— Да-да-да-да, только ты что-то не то место тренировала. А здесь мясцо нарастает, если долго железяку крутить.

Девица снова попыталась вырваться, и тогда уж Альк без церемоний саданул ее локтем в солнечное сплетение.

— «Всего пол сребра — и я твоя!» — передразнил он, пользуясь паузой, пока «цыпочка», вытаращив глаза, давится воздухом. — Потаскухи на этой улице берут не меньше трех, иначе свои же подружки рыльце подпортят. Вот мне и стало очень, очень любопытно, почему эта красотка так открыто подрывает «торговлю»? Да еще цепляется к босоногому наемнику, а не к идущему впереди купцу?