Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не было на тех ночных горящих улицах корреспондентов, некому было написать про этот подвиг. Утром же главной новостью стало освобождение Тихвина. Это была главная новость, главная гордость и радость, которая уже побежала по телефонным проводам и передавалась из уст в уста, чтобы поскорее поспасть в сводки Совинформбюро и возвестить стране голосом Левитана об освобождении города.
Даже если танкисты посмертно попали в сводки и были представлены к наградам, их именами не назвали те улицы Тихвина на которых и за которые они погибли. Ведь они не за статью в «Красной Звезде» воевали, они за людей воевали, за мирных жителей, за роту нашу, которую прижали немцы к земле…
Когда у меня спрашивают: «Аркадий, а ты совершил хоть один настоящий подвиг на войне?», то я сразу мысленно переношусь в ночной Тихвин 41-го и вижу того горящего танкиста, который идёт один навстречу десяткам врагов и продолжает стрелять.
Я отвечаю тихо: «Не герой я, не сделал ничего такого и подвига не совершил, так воевал маленько, но я видел настоящих героев».
27 Сентября 1996г.
Второе письмо от Никонорова Аркадия Михайловича:
«Илья, поздравляю тебя с наступающим Новым 1997 годом, хочу тебе пожелать крепкого здоровья и счастья, в эти непростые времена перемен, времена нестабильности. Подарить, увы, ничего не могу, пенсия не позволяет. Знаю, что собираешь воспоминания, наши фронтовые, стариковские.
Решил записать, по памяти, одну историю, что случилась в канун 1942 года, можно сказать «новогодняя история» вышла, но не совсем праздничная.
Солдат, он ведь как ребёнок, всему радуется, любой мелочи приятной. Ведь их немного у нас было, век солдата короток, от атаки до атаки, поэтому и воспринимается всё иначе, ценили и радовались тем вещам, которые в довоенной жизни возможно и не замечали даже. Что у нас было на войне? Марши, да переходы, ночи в промерзших окопах, стертые и саднящие ноги, болящие плечи и спина от постоянного груза, оружия и подсумков с патронами. Жрали, что попало, ночевали где и как придётся.
Я не могу похвастать тем, что освобождал Берлин или тем, что защитил Москву, ни там и ни там меня, увы, не было, но я был под Тихвином в декабре 1941 года.
Я был одним из тех, кто освободил первый советский город в ходе зимнего наступления 1941- года. Об этом я и расскажу. Начну я свой рассказ, наверное, с конца, так мне думается, так мне хочется. Тяжёлые были бои, в вязком снегу, на пронизывающем ветру. Именно в тех боях родился Волховский фронт, именно тогда в конце декабря 41-го он и сформировался, и получил своё имя.
Две усиленные армии, наша 4-ая и соседняя 54-ая рвались к Тихвину и Волхову, задумка была окружить крупную группировку немцев, а там уже и до прорыва блокады Ленинграда рукой подать. Волхов, Тихвин, Малая Вишера, Синявино, Кириши, Горка, Лезно и Лынка, как молитва знакомы всем тем, кто тогда воевал под Ленинградом.
Каждый населенный пункт, словно окрик на бегу, словно предсмертный крик, каждое название воскрешает в памяти лица тех ребят, что погибли в пригородах, на улицах, в деревнях и на подходе, в заснеженных полях, болотах и лесах.
Несмотря на тяжелые потери и бои на пределе сил, настроение у ребят было боевое, наша 65-ая стрелковая дивизия была одной из тех, кто освободил Тихвин 9-го декабря 1941 года. Боевое и приподнятое настроение было у всех кроме меня, дальше поясню почему.
Мы шли дальше, точнее ползли, надеялись взять плацдарм у Киришей, тогда бы немцам стало по-настоящему несладко. Наступал Новый год, и мы хотели закончить старый тяжелый год на мажорной ноте, но северо-западнее Киришей, когда шли бои за населенные пункты Погостье и Остров и фриц навязал нам встречные бои, постоянно контратакуя. Частично по моей вине, произошёл очень обидный случай.
Немцы атаковали 29 декабря, рано утром, силами до батальона, с поддержкой артиллерии. В Погостье была всего рота, наша рота, которую выдвинули вперёд, основные же силы полка ещё не подошли и растянулись по снежному бездорожью, безуспешно пытаясь подтянуть тылы и какую-нибудь артиллерию.