глаза. Несмотря на то, что мне не нравится перспектива услышать, что он скажет, я не доставляю ему удовольствия от своего признания. — Большую часть времени я тону в бюрократии, как ты сама видела, и, честно говоря, двигаюсь гораздо медленнее, чем следовало бы. Ты знаешь, почему, Рафаэла? — Последний вопрос был произнесен шепотом, от которого у меня мурашки побежали по коже, несмотря на весь мой гнев. Я не смотрю ему в лицо, я отказываюсь, даже когда пауза Тициано становится слишком долгой. — Потому что чаще, чем я могу сосчитать, принцесса, я теряюсь в мыслях, представляя, планируя все способы, которыми я заставлю тебя кончить, как только мы войдем в эту комнату. — Мое тело предает меня, и я поворачиваюсь лицом к Тициано, чтобы встретить его взгляд. Его большой палец проводит по моей челюсти, потом по горлу, а затем возвращается к щеке. — Единственная киска, которую я ем, — твоя, принцесса. Единственный рот, который я трахаю, — твой. А презерватив на мне потому, что я считаю, что принимать или не принимать противозачаточные средства, это твой выбор, а не мой, как и в случае с беременностью. А я не думаю, что ты этого хочешь сейчас. Неужели я ошибаюсь?

Я моргаю, обдумывая его слова и думая, что поняла их совершенно неправильно, но ведь не так уж много возможных интерпретаций для них было, не так ли? Поэтому я дала ему единственно возможный ответ:

— Что?

59

ТИЦИАНО КАТАНЕО

— Ладно, ладно, ладно! Брейк. Брейк — говорю я, и Рафаэла ворчит, но подчиняется, нанося удары по моим раскрытым ладоням перед собой.

— За что ты меня ненавидишь? — Хнычет она, вытирая рукой пот со лба.

Через полчаса разминки сон далеко ушел от ее покрасневшего лица, волосы в беспорядочном пучке влажные у корней, а несколько свободных прядей прилипли к потному лбу и шее. Рафаэла в полном беспорядке, но такая же красивая и восхитительная, как всегда.

— Я не ненавижу тебя. Я пытаюсь тебя обучить. Уклоняйся вправо, уклоняйся влево, бей.

— Сегодня воскресенье! — Протестует она, выполняя очередную последовательность. — Семь часов утра воскресенья, Тициано. Семь часов. Утро. Блядь! Воскресенья!

— А твое тело об этом не знает. Это такой же день, как и все остальные. Хорошо. Удар, уклонение вправо, удар и уклонение влево.

— Может, ты и не ненавидишь меня, но я ненавижу тебя!

Ее плохой юмор просто смешит меня.

— Ты должна ценить мою преданность, жена. Впервые за несколько недель мне удалось взять выходной на все воскресенье, и как я его провожу? Приседание, подъем, приседание, подъем, удар, приседание, подъем и удар.

Рафаэла бросает на меня убийственный взгляд, прежде чем начать следующую последовательность, но все же начинает.

— По мне, так ты наслаждаешься отдыхом так, как тебе больше всего нравится — мучаешь кого-то, в данном случае меня.

— Тайм-аут, ворчу. — Она опускает руки, и я беру с угла ринга бутылку воды и предлагаю ей.

Рафаэла принимает ее и прижимает к губам. — И мой любимый способ пытать тебя, это тот, который заставляет тебя стонать, а не тот, который заставляет тебя жаловаться и ныть.

— Мы могли бы заняться именно этим прямо сейчас!

— И все равно займемся, — заверяю я, украдкой целуя ее в губы. — После упражнений. Я думал, тебе нравится здесь тренироваться.

— Может, и нравилось бы, если бы ты позволил мне поспать сегодня ночью больше полутора часов.

— Это была не ночь, куколка. Это было утро.

— Точно!

Я смеюсь.

— Отдыхай. Больше никакого давления.

— Отдыхай, — тихо бормочет она. — Как будто ты можешь дать мне отдохнуть хоть минуту.

Я тихо смеюсь, покачивая головой из стороны в сторону.

Рафаэла ошибалась, говоря, что не является фанатом какого-либо вида спорта, потому что она определенно жалуется, как профессионал в этом деле. В тренировочном центре, который обычно пульсирует от интенсивности тренирующихся здесь людей, сегодня царит тишина только для нас двоих, благодаря техническому обслуживанию, запланированному на несколько часов вперед.

Мы тренируемся в спортзале нашего крыла уже почти два месяца, и самое время вывести Рафаэлу из зоны комфорта.

— Сегодня мы сосредоточимся на том, чтобы победить более серьезных противников, чем ты сама.

Я подхожу, и она оставляет свою бутылку с водой на полу, заинтересованная.

— Но разве не это было целью с самого начала?

— Да, но знание того, что потенциальный агрессор всегда будет крупнее тебя, не поможет тебе одолеть его. Техника важнее грубой силы. — Она вздыхает, но кивает. — В центр. — Рафаэла перемещается в центр ринга, я следую за ней. — Хорошо, займи позицию.

Она послушно ставит ноги на ширину плеч и слегка сгибает колени. Когда она смотрит на меня, то не для того, чтобы показать себя, а чтобы сказать, что она готова.

— Если на тебя пытаются напасть спереди, что ты делаешь? — Спрашиваю я, и она отвечает, используя предплечья, чтобы создать барьер между собой и невидимым нападающим. — А если они попытаются схватить тебя сзади? — Рафаэла уклоняется, наклоняясь вперед, чтобы с помощью собственного веса вывести нападающего из равновесия.

— Хорошо. Твое главное оружие против того, кто больше тебя, это его высокомерие…

— Я знаю, знаю, — перебивает она меня. — Они будут считать меня неспособной, поэтому, когда они пойдут вперед, я сделаю шаг в сторону, схвачу их за руку и потяну, поворачивая тело. Это выведет их из равновесия и повалит на землю. Мы практиковались в этом две недели.

— Молодец, всезнайка. Тогда покажи мне.

Она повинуется, ее жесты наполнены высокомерием, от которого мне хочется перегнуть ее через канаты ринга и научить быть хорошей девочкой, глотая каждую каплю моего члена, которую ее умный рот сможет из меня вытащить.

— Теперь ты будешь практиковаться на мне. — Рафаэла наклоняет голову и аналитически смотрит на меня, словно пытаясь определить лучшее место для атаки. — Время, которое ты тратишь на анализ, может стоить тебе жизни. Придерживайся того, что уже знаешь. Давай, возьми меня, — приказываю я, снова меняя позу и выражение лица, позволяя тени того человека, которым я являюсь в Саграде, выйти на поверхность.

Моя спина напрягается, а черты лица становятся жесткими. Каждый мускул моего тела излучает опасность, которая заставляет взрослых мужчин обделаться. Но когда я подхожу ближе, то вижу в глазах Рафаэлы не страх, а вызов. Она не вздрагивает. Она просто повторяет свои движения, как будто я не представляю угрозы, и осознание этого сильно бьет по мне. Я знаю, что она никогда не боялась меня, но я никогда не старался выглядеть как настоящая угроза. Я ожидал увидеть страх или хотя бы неуверенность