class="p1">За последние несколько недель я уже пришел к выводу, что то, что побудило меня убить Марсело, Михаэля и Стефано, было чем-то большим, чем просто одержимость, но до этого момента, на ринге, я не понимал, насколько далеко все зашло.

60

РАФАЭЛА КАТАНЕО

— Ты должен признать, что я становлюсь лучше. — Я закатываю глаза, топая ногами по ступенькам, как истеричный ребенок, но мне все равно.

— Конечно. Сегодня ты всего пару раз наехала на бордюр, что уже лучше, чем в прошлый раз.

— Это же внедорожник! — Защищаюсь я. — Никто не должен учиться водить на внедорожнике! Он слишком большой!

— Знаешь, что еще большое, куколка? Зеркала заднего вида! Датчики заднего хода и экран камеры заднего хода.

Я фыркаю.

— Ты не понимаешь, — вздыхаю я, и Тициано смеется.

— Определенно не понимаю, — соглашается он и берет меня за руку, когда мы доходим до гостиной, притягивая к себе так, что моя грудь прилипает к его груди. — Доброе утро, принцесса.

Это приветствие звучит за две секунды до того, как его рот оказывается на моем, и Тициано целует меня, ничуть не заботясь о шуме персонала вокруг дома.

Мне нравится, что ему просто наплевать на все, что нас окружает. Это глупо, но это почти, как если бы он выключил свет во всем мире и делал вид, что существуем только мы двое, когда мы вместе.

Боже! Кажется, я слишком сильно ударилась головой. В последнее время мне в голову приходят такие глупые мысли…

После разговора о презервативе моя голова, похоже, дала себе разрешение на глупые мысли. Нет, я не ожидала, что причиной того, что мы продолжаем пользоваться презервативами, станет забота Тициано обо мне, но тот факт, что ему не все равно, не дает мне права считать это важным. И я не хочу, чтобы это было так.

Когда он разнимает наши рты, у меня перехватывает дыхание, я кончиками пальцев касаюсь его груди, а его губы снова и снова нежно касаются моих. Почему мое сердце бешено колотится?

— Ты уже уходишь? Зачем тогда поднимался?

— Уже… — Он заправляет прядь моих волос за ухо. — Я просто хотел убедиться, что ты в безопасности.

— На лестнице? — Спрашиваю я, смеясь, и он тоже улыбается.

— С добрым утром, — повторяет он.

— С добрым утром. Спасибо за урок.

— Еще немного, и я смогу не надевать шлем, когда сяду с тобой в машину.

Я отталкиваю его, но не могу сдержать смех.

— Засранец!

— Сучка! — Он подмигивает мне и разворачивается, чтобы вернуться на лестницу, чуть не столкнувшись с Луиджией и Карлой, одной из горничных.

— Луиджия — Тициано произносит ее имя и прижимается поцелуем к щеке экономки. — Доброе утро, Луиджия!

— Доброе утро, Тициано, — приветствует она, закатывая глаза.

— Доброе утро, босс, — приветствует его Карла, выпячивая грудь и улыбаясь, но он даже не смотрит на нее, не говоря уже о том, чтобы сказать слово, прежде чем спуститься вниз. — Мадам, — приветствует она меня, проходя мимо, на ее лице нет и тени улыбки, которую она подарила моему мужу.

— Доброе утро, мадам, — обращается ко мне Луиджия, но ее восторженный взгляд следит за шагами Карлы, вышедшей в коридор.

— Доброе утро, Луиджия. Чем я обязана такой чести? — Шучу я.

— Я пришла поговорить о замене посуды к следующему сезону, но, думаю, сначала вы захотите поговорить о сокращении штата? — Надавливает она, не отрывая взгляда от коридора.

Я хмурюсь, и мне требуется несколько секунд, чтобы понять, о чем она говорит. Не о посуде, а об увольнении. Когда до меня доходит, я смеюсь.

Я просовываю свою руку через руку Луиджии, побуждая ее идти рядом со мной, даже когда главная экономка смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

— Я не могу уволить кого-то только потому, что этот кто-то переспал с моим мужем, Луиджия. Разве не ты сказала, что я должна вести себя так, как разумная леди? А я разумная леди. Потому что, признаться, если бы я решила уволить всех, кто соответствует этому требованию, этот особняк превратился бы в пустыню.

— Ну, не всех, а только тех, кто еще не понял, что младший босс теперь женатый человек, — тихо говорит она, пока мы продолжаем идти.

— Мне достаточно того, что он понял, что он женат, Луиджия, и тем, кем был Тициано до нашего брака и тем, кем стал после. Я верю, что тот, что после, способен на многие злодеяния, но не на неуважение ко мне в моем собственном доме.

Луиджия останавливается и пристально смотрит на меня, словно желая выяснить, действительно ли я говорю серьезно. Когда я не вздрагиваю, ее брови поднимаются.

— Мудрость — это хорошо, но еще лучше, когда она сопровождается дозой осторожности.

— Если тебе так будет спокойнее спать, переведи ее в другое крыло, Луиджия, хотя на твоем месте я бы не стала этого делать.

Главная экономка качает головой, ее взгляд все еще подозрителен, словно она хочет выяснить, верю ли я своим словам. Я размышляю, драматизирует ли она или я проявляю беспечность, но снова вспоминаю разговор о презервативе.

Тициано — негодяй и манипулятор, он так и не понял, что слово "нет" применимо и к нему, и, возможно, именно из-за всего этого он не видит проблемы в том, чтобы признаться в своих поступках и мыслях, даже самых худших, как, например, когда он мне не доверял.

Несмотря на все сожаления, мой муж никогда не давал мне повода для подозрений. Мне еще многое предстоит узнать о нас обоих, но я уверена, что не хочу быть параноиком и постоянно подозревать его. Так что я не чувствую ни малейшей угрозы.

— Поговорим о посуде? — Подмигиваю я. — Ты же знаешь, что мне на это наплевать, не так ли? Если бы это зависело от меня, мы бы использовали одну и ту же круглый год.

61

ТИЦИАНО КАТАНЕО

— Сынок. — Мама встречает меня в прихожей, одетая в белое платье и золотые туфли на каблуках, являющая собой образец элегантности. Ее улыбка, однако, достаточно широка, чтобы вызвать у меня подозрения. — Я ждала тебя.

— И чем же я обязан такой чести, мама?

Я сужаю глаза, и она фыркает, как будто мое беспокойство совершенно излишне. Адреналин от работы, в которую я был погружен весь день, все еще бурлит в моих венах, что делает расчетливую медлительность шагов матери по направлению ко мне еще более подозрительной.

Одна из ее рук обхватывает мою талию в знак молчаливого приглашения идти рядом