Итак, границы склонны создавать вдоль себя пустоты, полосы недостаточного использования. Или, говоря по-другому, предельная примитивизация использования городской территории на большом пространстве приводит к примитивизации и на соседнем участке, и эта примитивизация, означающая скудное число пользователей, их целей и намерений, со временем усиливает сама себя. Чем менее плодородной экономически становится подверженная примитивизации полоса, тем меньше ею пользуются и, значит, тем хуже для её плодородия. Запускается процесс упадка, ветшания.

И это серьёзно, потому что непрерывное физическое перемешивание людей, находящихся на улице с разными целями, — единственный способ обеспечить уличную безопасность. Это единственный способ развития вторичного разнообразия. Это единственный способ сотворения городских районов из раздроблённых, изолированных участков или застойных зон.

Абстрактная или не столь прямая взаимоподдержка различных способов использования городской территории подобных задач не решает, хоть и может быть полезна в иных отношениях.

Кое-где процесс упадка виден чрезвычайно отчётливо, как на диаграмме. Например, на некоторых участках Нижнего Истсайда в Нью-Йорке; особенно это впечатляет ночью. По соседству с тёмными и пустыми территориями обширных жилых массивов для малообеспеченных приграничные улицы также темны и безлюдны. Магазины, за исключением тех немногих, которые держат сами жители массива, вышли из бизнеса, и многие кварталы стоят пустые и заброшенные. Если двигаться вдаль от границы массива, то от улицы к улице понемножку прибавляется жизни, мало-помалу делается светлее, но надо пересечь много улиц, чтобы рост экономической активности и людского движения стал ощутим в полной мере. И год от года пустота, кажется, расползается дальше и дальше. Группа улиц, зажатая между двумя такими границами, проходящими близко одна от другой, может омертветь вплоть до сердцевины.

Иногда газетная заметка высвечивает какое-нибудь яркое свидетельство этого процесса упадка. Вот, например, что пишет New York Post о случившемся в феврале 1960 года:

Убийство в мясном магазине Коэна в доме 164 по Восточной сто семьдесят четвёртой улице ночью в понедельник было не изолированным событием, а кульминацией серии взломов и ограблений на этой улице. <…> Как только два года назад началось строительство скоростной магистрали Кросс-Бронкс-экспрессуэй, пересекающей эту улицу, так сразу, по словам одного владельца местного магазина, участок стал крайне неблагополучным. <… > Магазины, которые в прошлом торговали до девяти или десяти часов, стали закрываться в семь вечера. Мало кто осмеливается идти за покупками в тёмное время суток, и продавцы чувствуют, что небольшой вечерний доход не оправдывает риска, с которым сопряжена поздняя торговля. <…> Убийство произвело сильнейшее впечатление на хозяина близлежащей аптеки, которая работает до десяти вечера. «Мы перепуганы до смерти, — сказал он. — Мы тут единственные, кто закрывается так поздно».

Порой мы можем заключить, что создаётся такая приграничная пустота, по косвенному признаку, например, когда в газетном объявлении предлагается потрясающая сделка: десятикомнатный кирпичный дом, недавно отремонтированный, с новыми медными водопроводными трубами, продаётся всего за 12 тысяч долларов. Адрес выдаёт его местоположение: между границей огромного жилого массива и автомагистралью.

Иногда главным «граничным эффектом» является постепенное, неуклонное распространение от улицы к улице простого ощущения опасности для прохожих. Одна из частей нью-йоркского района Моргингсайд-Хайте — длинная узкая полоса, ограниченная с одной стороны кампусом, с другой — протяжённым прибрежным парком. Полоса содержит и внутренние преграды в виде территорий тех или иных организаций, учреждений. Куда бы вы ни пошли внутри этой полосы, вы быстро упрётесь в какую-нибудь границу. Больше всего на протяжении десятилетий люди избегают того приграничного участка, что соседствует с парком. Но постепенно и почти неощутимо всеобщая убеждённость в том, что здесь небезопасно, распространялась на большую и большую территорию, пока к нынешнему дню из всей полосы не осталась только одна сторона одной улицы, где поздно вечером можно услышать больше, чем одинокие шаги случайного прохожего. Эта односторонняя улица (отрезок Бродвея) проходит напротив безжизненной периферии большого кампуса; и даже она почти мертва на немалой своей части, где в игру вступает ещё одна граница.

Но в большинстве случаев в приграничных пустотах нет ничего из ряда вон выходящего. Просто ощущается нехватка жизненной энергии, и это состояние чаще всего принимают как должное. Хорошее описание такой пустоты имеется в романе Джона Чивера «Семейная хроника Уопшотов»: «К северу от парка вы попадаете в район, на первый взгляд унылый — не подозрительный, а просто непривлекательный, словно он страдал угрями или зловонным дыханием и обладал плохим цветом лица, — лишённый красок, испещрённый шрамами и с исчезнувшими кое-где деталями»[45].

Точные причины того, что приграничные участки мало используются, бывают разные.

Некоторые границы уменьшают использование тем, что в движении через них участвуют не все. Пример — построенные по единому проекту жилые массивы. Их жители пересекают границу туда и обратно (обычно, в значимых количествах, только с одной стороны массива, максимум с двух). А вот жители соседних частей города большей частью границу не переходят и видят в ней предел использования территории.

Некоторые границы вообще препятствуют перекрёстному использованию территорий. Обычные примеры — наземные железнодорожные пути, скоростные автомагистрали и водные преграды.

Существуют границы, где перекрёстное использование идёт в обе стороны, но резко падает с наступлением темноты или определённого времени года. Обычный пример — большие парки.

Есть границы, вдоль которых территории потому используются слабо, что создающим эти границы массивным единичным объектам при громадном периметре присуща очень низкая интенсивность использования земли. Пример — общественные центры, раскинувшиеся на больших участках. В настоящий момент нью-йоркская городская комиссия по градостроительству проектирует в Бруклине «промышленный парк». Она объявила, что парк займёт 100 акров площади и что в нем на разных предприятиях будут трудиться около 3000 человек. Тридцать работников на акр — это настолько низкая интенсивность использования городской земли, а 100 акров имеют такой огромный периметр, что на протяжении всей границы участка окружающие его территории будут использоваться слабо.

Какова бы ни была причина, следствие — недостаточное использование (и малое число пользователей) протяжённых участков вдоль периметра.

Приграничные пустоты как явление ставят в тупик городских дизайнеров, особенно тех, которые искренне ценят городское полнокровие и разнообразие и не любят ни омертвение, ни расползающуюся городскую серость. Разграничение, говорят они порой, — это подходящий способ повысить интенсивность, придать городу отчётливую, ясную форму какую придавали средневековым городам крепостные стены. Эта идея не лишена смысла: некоторые границы действительно служат концентрации и, следовательно, интенсификации городских территорий. Водные границы Манхэттена и Сан-Франциско создают именно такой эффект.