Спуск не оканчивался тупиком. Это отчасти доказывало правоту Рана. Напрягая все чувства в поисках необъятного подводного существа, он с некоторым беспокойством осознал, что в последней отчаянной попытке спасти человечество, сохранить его разумным и мыслящим завел племя сюда, руководствуясь слепым инстинктом.

Внизу в скале было отверстие. Чувства Рана нашли проход. Но он оказался закрыт; его заслонял некто, слабо раскачиваясь в воде.

Теперь Ран мог различить темную громаду Мыслителя.

Успокоив разум, придерживаясь за стену, он скользнул вниз. Не было нужды соблюдать тишину. Глубинные Мысли катились вверх, не обращая внимания ни на него, ни на морские растения, ни на безжизненные скалы. Невозмутимые, как сама планета, они разворачивались и поднимались, проходя сквозь толщу воды с тем же достоинством, с каким Земля вершит свой путь в космосе.

Это был страж. Он думал свою думу, и ему не было никакого дела до людей и нелюдей.

Однако он был живым существом. Чувства Рана осторожно прощупали воду и сообщили, что страж теплокровный, как и он сам. Великан не обращал на Рана внимания, но и не угрожал. Он просто загораживал вход.

В то время как смертоносные машины продолжали спуск.

Рану не хотелось двигаться вперед. Его сердце бешено стучало, полнясь благоговейным трепетом и ужасом — ужасом перед неизвестностью и трепетом при одном только виде величественного Мыслителя.

Но двигаться было необходимо. Ран погружался, пока громадный Мыслитель не навис над ним, как гора. Его голова была подобна пологой скале. Мысли одна за другой выходили из глубоко запрятанного сознания, из неизмеримо длинных и невероятно запутанных извилин мозга, по сложности не идущего ни в какое сравнение с человеческим.

Левиафан всегда был безликим. Он прятал лицо, как и свои тайны. Виден был только широкий, гладкий лоб с глазами по обе стороны, которые вглядывались далеко, охватывая сразу два поля зрения.

Ран спускался, пока не оказался напротив неподвижного глаза. Он задержался, всматриваясь в недремлющий зрак. Если Мыслитель и заметил пришельца, то не подал вида. Этим глазом он смотрел равнодушно, будто Ран был единым целым с водой и камнями. Кто знает, какие необъятные глубины видел его противоположный глаз?

Все-таки Земля — очень старая планета.

В хрониках, рассказывающих о Сотворении мира, Левиафана называют одним из первых существ, появившихся на Земле. «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся»[24]. Давным-давно, когда писались эти слова, Левиафан считался самым могучим из живых организмов. «Глаза у него, — написано в хрониках, — как ресницы зари… Сердце его твердо, как камень… Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным…»[25] Так говорили в стародавние времена. С тех пор люди сильно изменились.

Как и Левиафан…

Ран смиренно завис у врат в тайное царство Левиафана, без надежды глядя в гигантское равнодушное око. «Он плавал по морям, — писал Мелвилл, — задолго до того, как материки прорезались над водою… Во время потопа он презрел Ноев ковчег, и, если когда-либо мир, словно Нидерланды, снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет…»[26]

5

Вдруг наверху, где дожидалось племя, возникла суматоха. Ран навострил все свои чувства, как зверь — уши, и направил их назад.

Громче всех слышались вопли Дагона:

— Они приближаются! Мы в ловушке! Они заметят нас, как только минуют эту скалу. Нужно бежать! Спасаться! Чего вы ждете? Бегите, говорю вам, бегите!

В ответ закипели спутанные мысли. Уже никто не понимал, почему племя не прячется, даже старейшины не видели пути к спасению ни наверху, ни внизу. Было все равно, бежать или оставаться. Лидер не подарил им очевидной надежды. В этот миг отчаянное желание Дагона казалось разумным. По крайней мере, бежать проще, чем стоять на месте перед лицом неминуемой гибели.

— Пещеры! — заорал Дагон. — Прячьтесь в пещерах!

Ран сгруппировался, повернулся и мощно погреб наверх, подталкиваемый снизу могучими Мыслями. Когда он оказался среди людей, те уже рассеялись.

— Разрушители! — кричали ему соплеменники. — Смотри! Когда они выйдут из-за скалы…

Мысленные голоса канули в сущий беззвучный ужас, но отдельные сознания еще пробивались сквозь всеобщий гвалт:

— Куда нам деваться? Что делать? Скажи, пока мы не погибли!

— Вниз, — ответил Ран спокойно, но послав свою мысль как можно сильнее, подсознательно копируя течение Мыслей Левиафана, что сотрясало людей, пока те висели в воде. — Вниз. За мной.

Без промедления он снова развернулся и мощными гребками поплыл вниз. У него не было четкого плана; он действовал инстинктивно, импульсивно, как Дагон. В одном был уверен: для человечества это единственный выход. Ран не собирался уходить от ответственности, которую на него возложили: держать племя вместе, сохранять его человечность, упорно нести груз человеческого наследия.

Племя нерешительно последовало за ним. Дагон плыл последним. Все были охвачены ужасом, но готовы держаться за хрупкую соломинку, пока она не переломится.

Громадный темный Мыслитель по-прежнему перегораживал путь. Один его задумчивый глаз смотрел в сторону людей, другой прятался на противоположном боку, глядя в неведомые глубины. Если для управления сразу двумя полями зрения киту требовалось два сознания, то ни одно из них даже на миг не задержало внимание на группе изнуренных беглецов, чей народ некогда правил миром.

Дрожа, люди остановились.

Ран поплыл вперед и заглянул в глаз Левиафана. Он собрал последние силы разума, еще не отнятые усталостью и страхом. Достучаться бы до этого необъятного существа, поговорить с ним, как разумное существо с разумным существом…

— Нас гонит враг, — без обиняков сказал он исполину. — Позволь нам пройти.

Глаз Левиафана даже не дрогнул. Вверх беспрепятственно покатилась новая гигантская Мысль.

— Пропусти! Пропусти! — по-звериному дико, пронзительно закричал Дагон.

Левиафан не ответил, как будто Дагон был барракудой или муреной.

К Дагону присоединилось все племя, наполнив воды бессвязными мыслями, криками о помощи, требованиями пропустить, нечленораздельными воплями, пронизанными страхом смерти. Но им никто не внял. Левиафану уже не раз доводилось встречаться с шумливыми морскими животными.

Пути к спасению не было. Племя не могло двигаться вперед, не могло и повернуть назад. Оставалось лишь кричать и проклинать западню, в которую его завел Ран, до тех пор, пока первый Разрушитель не покажется из-за скалы…

Когда Дагон заметил жуткий силуэт, его вопль заглушил крики остальных. Он закрутился в воде, взбивая пену, и резко рванулся к похожей на пчелиные соты стене.

— Бежим! — кричал он. — Прячьтесь! Прячьтесь!

Этот призыв был прост и понятен племени. Команды Рана — нет. Люди бросились врассыпную, одни помчались за Дагоном, другие бестолково тыкались в стену