В понятиях «Книги Перемен» конкретные свойства времени определены положением отдельных черт в рамках гексаграммы и в этом смысле обладают пространственными параметрами. Но все изменения в мире погружены в единый континуум самоконституирующейся временности. Мир «И цзина» как универсум в китайском представлении есть именно пространственно-временной континуум. Как говорит Ху Сюнь, «надобно знать, что есть время в положении черты и есть положение черты во времени. Поэтому, говоря о времени, мы подразумеваем место, а говоря о месте, подразумеваем время». В соответствии с дуальной (точнее, как мы сейчас увидим, дуально-иерархической структурой) китайского универсума Ху Сюнь соотносит временность с деятельным началом Неба, а пространственность — с пассивным началом Земли, так что время для него «растекается по всем шести чертам» гексаграммы.

Итак, китайское понимание времени соответствует именно принятому в современной феноменологии понятию «внутренней временности», которая опознаётся не как цепочка обособленных моментов настоящего, но как взаимное наложение, даже взаимопроникновение прошлого и будущего. Такое восприятие времени запечатлено, в частности, в понятии «выжидания», «предвосхищения» (дай), которое имеет сходное со знаком «время» начертание и в древности было взаимозаменяемым с ним. Вместе с тем время в традиции «И цзина» часто ассоциируется с «накоплением», то есть удержанием прошлого, что вообще считалось в Китае одним из признаков «добродетели» как внутреннего совершенства вещи. Как говорится в комментарии к одной из гексаграмм, «когда накапливаешь сообразно времени, можешь стать великим». Суждение, имеющее самое непосредственное отношение к принципам менеджмента в Китае.

Предвосхищение и накопление, взаимно обуславливая и дополняя друг друга, очерчивают рамки третьего и, пожалуй, главного модуса времени, который представлен в известном нам понятии «срединности» (чжун). Это понятие имеет также значение адекватности и «точного попадания» во что-то, то есть речь идёт о безупречном «пребывании во времени». Один из комментаторов «И цзина» заявил даже, что весь смысл этого канона выражен в понятии «срединности во времени» или «попадания во время». Но самое интересное заключается в том, что эта «срединность» отождествляется комментаторами с «пределом» того или иного состояния. Другими словами, она неотделима от непрерывного (само)превращения Пути. В этом смысле «срединность во времени» совпадает с «импульсом времени» (ши цзи), означающим порождающий момент бытия, сам акт временения времени. Время в китайском понимании есть «точность временения», для которой в русском языке отсутствует точный эквивалент. Смысл этого понятия лучше всего выражается английским словом timing.

Последний термин обозначает, как известно, точность действия во времени или, лучше сказать, его идеальную встроенность в ситуацию. Точное соответствие «обстоятельствам времени» не требует усилий, напротив — оно предполагает полный покой и предел духовной восприимчивости. Речь идёт, в сущности, о дифференциальной связи двух модусов длительности или двух видов движения: движения физического и движения духовного, ибо жизнь духа есть именно движение, и притом, как указывали в Китае, «движение пустотное», способное обладать абсолютной скоростью. Постижение «самоконституирующей временности» соответствует восприятию предельной длительности творческого мгновения, в которую вписывается движение физического предмета. Примером владения искусством timing'а может служить способность некоторых мастеров боевых искусств на Востоке как бы без усилия уворачиваться от летящих пуль. Всё дело в том, что пуля, летящая по заданной траектории, предстаёт почти неподвижной для одухотворённо-бодрствующего сознания, способного на «ежемгновенные превращения». В даосской традиции это называлось: «следуя импульсу жизни, соответствовать переменам».

Итак, дух всегда упреждает вещи, и прозрение приходит прежде умственного знания. Более того: «пустотное движение» (ещё одна даосская формула) или самоаффект духа не просто опережает, но в известном смысле и предвосхищает физическое действие, является истинной матрицей мира. Одухотворённости сознания невозможно научиться или, точнее, ей можно научиться, только разучившись всему, чему человек сознательно научился в своей жизни. Речь идёт о возвращении к врождённой жизненной «сути», спонтанному «разуму тела».

«Разделяй и властвуй», — говорили древние. Властвует тот, кто овладел интуицией дифференциального единства, кто воплотил в себе ужасающую мощь вечнотекучего Хаоса, бытийственного рассеивания, которое, как ни странно, служит собиранию мира, ибо вездесущее различие уже неотличимо от всеобщности. В даосской литературе в этой связи говорится о согласовании двух измерений всеобщего Пути: движения «поступательного» — эволюционного и нисходящего — и движения «возвратного», возвращающего к изначальной цельности бытия. Подступы к этой теме в западной философии можно найти в книге Ж. Делёза «Складка», где складчатость, или символическая глубина бытия описывается как соотнесённость актуализации (дух) и реализации (тело), и эту связь свершение не может полностью актуализовать, а осуществление — реализовать[141].

Главное понятие и одновременно высшая ценность здесь — это жизненная гармония, несотворённая, беспредельная, всеобъемлющая. В мгновении как непрерывно возобновляющейся совместности актуального и виртуального измерений бытия сходятся всё предвосхищаемое и удерживаемое в мировом бытии, которое само оказывается здесь не чем иным, как «местом резонанса ритмов мгновения»[142].

Таким образом, понятие «срединности» подводит нас к сердцевине проблематики времени в китайской традиции: к внутренней связи без-временной или до-временной реальности с временностью. Двуединство этих модусов бытия отображено в широко употребительной оппозиции понятий «прежденебесное» (сянь тянь) и «посленебесное» (хоутянь) существование. Оба понятия наделены в китайской традиции очень широким спектром значений — от космологии до духовной практики. В самом общем виде «прежденебесное» относится к бытию в состоянии покоя, цельности, непроявленности и процессу инволюции, возвращения к истоку, а «после-небесное» обозначает движение, разделение, явление и эволюционный процесс, раскрытие вовне. Великий Путь, как считали в Китае, потому и зовётся великим, что знаменует «двойное движение», то есть движение по кругу, а точнее — двойной спирали, где поступательному движению всегда соответствует движение возвратное. Другой его геометрический образ — квадрат (Земля), вписанный в круг (Небо). Мы знаем уже, что этот принцип синхронности разнонаправленных движений (кстати сказать, лежавший в основе китайских практик личностного совершенствования) делал возможным само существование китайской науки стратегии.

Китайское время-временность предстаёт, таким образом, как бы двухслойной реальностью, оно имеет внутреннюю глубину, несёт в себе своё «иное», свою трансценденцию. В этом отношении оно обладает явным сходством с понятием времени в экзистенциальной феноменологии Хайдеггера, для которого «время исходно как временение временности» и «временность временит исходно из будущего»[143], то есть, говоря в понятиях «Книги Перемен», «растекается» бесчисленным множеством возможностей, содержащихся в творческих метаморфозах жизни. Время-событие есть и обетование, и пришествие.