Измерения, выполненные московскими антропологами в 1975 гг., в которых оппонент ищет поддержку, на самом деле работают против него. Они свидетельствуют: средний рост по пятилетиям у 4043 мужчин, рожденных в 1916–1935 гг., из 18 областных городов Российской Федерации, оставался практически неизменным, незначительно варьируя вокруг отметки в 167 см при средней ошибке выборки 0,2 см (1916–1920 гг. — 167,1 см; 1921–1925 гг. — 167,4 см; 1926–1930 гг. — 167,3 см; 1931–1935 гг. -167,4 см),[59] (рис. 6). При этом выборки по отдельным годам и пятилетиям имели небольшую численность и не были стандартизированы.

Наконец, данные о массе тела новорожденных мальчиков в Москве за 1916–1935 гг. также показывают: биостатус как у детей, так и у их матерей в эти годы имел понижательную тенденцию,[60] (рис. 7).

Рис. 5. Изменение среднего роста мужского населения в 1906–1940 гг. (в годы рождения, см)

Рис. 6. Изменение среднего роста горожан мужского пола в 1911—1940 гг. (в годы рождения, см)

Рис. 7. Изменение средней массы тела новорожденных москвичей мужского пола в 1911-1940 гг. (в годы рождения, грамм)

В свое время были высказаны разные гипотезы о причинах существования повышательного секулярного тренда в изменении роста человека, например, предполагалось влияние ультрафиолетовой радиации или возрастания (под влиянием растущей географической мобильности) числа браков между людьми, принадлежащими к одной этно-генетической группе, но находившимися ранее в изоляции друг от друга (гипотеза гетерозиса)[61]. В настоящий момент достигнут консенсус относительно того, что факторы среды оказывают решающее воздействие на изменчивость среднего роста во времени и пространстве для больших социальных групп и популяций. Однако самое главное при решении нашей прикладной задачи состоит в следующем: какой бы ни была истинная причина секулярного тренда, улучшение жизненной среды (прежде всего питания) является необходимым условием для того, чтобы причина смогла проявить себя посредством увеличения длины тела.

Таким образом, методические замечания оппонента являются несостоятельными, а «новая» методология анализа антропометрических данных, предлагаемая «ведущим российским теоретиком», является доморощенной в точном смысле этого слова. Когда с подобной ревизией выступают люди, не сведущие в статистике, это можно списать на незнание, но когда ее предлагает кандидат физико-математических наук — возникают совсем иные предположения. На подобные шаги обычно решаются либо дилетанты, не знающие основ науки, которую они пытаются реформировать, либо от отчаяния, когда люди попадают в безвыходную ситуацию и терять им уже нечего.

С.Н. является агрессивным мальтузианцем — другие российские мальтузианцы вынуждены открещиваться от его крайностей, справедливо полагая: его экстремизм дискредитирует неомальтузианскую теорию в целом. По его мнению, социально-экономический кризис — это, прежде всего, демографический кризис, вызванный опережающим темпом роста числа жителей сравнительно с ресурсами[62]. Кризис приводит к социальной напряженности в обществе, к голоду, эпидемиям, войнам, массовым миграциям или революциям, восстанавливающим баланс между числом жителей и наличными ресурсами. Главная причина русских революций начала XX в. тоже состояла в экзистенциальном кризисе: крестьяне и рабочие буквально беднели, голодали и вымирали. Истоки кризиса восходят к первой половине XIX в. и связаны с быстрым ростом населения и стагнацией сельского хозяйства, основанного на подневольном труде. Кризис усугубился половинчатой реформой 1861 г., освободившей крепостных с недостаточными наделами и сохранившей феодальное землевладение помещиков. Помещики в погоне за прибылью вывозили свой хлеб за границу, обрекая крестьянство на голод и лишения, а политика государства этому способствовала. В сущности, именно «голодный» экспорт стал непосредственной причиной недопотребления и экзистенциального кризиса. Аграрное перенаселение, демографический взрыв и экологический кризис, полагает С.Н., не имели бы мальтузианского эффекта, если бы не экспорт зерна. В качестве аргументов в пользу существования кризиса приводятся традиционные аргументы — крестьянские волнения и недоимки, малоземелье и социальное расслоение, голодовки, болезни и стагнация сельского хозяйства. Таким путем современное мальтузианство соединяется с марксизмом. В этом симбиозе есть непреодолимое противоречие. Если все беды России происходили от высокого, спонтанного и не регулируемого самим населением естественного прироста населения, то пережитки крепостничества, политика правительства и другие социально-экономические факторы не должны иметь того важного значения, которое им придается. Если дело в политике власти, не сумевшей обеспечить адекватное развитие сельского хозяйства, то высокие темпы естественного прироста не могли стать решающим фактором революции. Не случайно мальтузианцы и марксисты всегда являлись непримиримыми критиками друг друга.