— Да бросьте вы, — небрежно отмахнулся Виталий. — Не о том сейчас речь. А потом, в вашей вине никто не сомневается. Вас будут сопровождать два экипажа. — И, заметив удивленное лицо Родионова, добавил: — А вы что думаете? Вы теперь у нас знаменитость! И на меньшее сопровождение не рассчитывайте. Одна из улочек будет перегорожена. Двум каретам развернуться на ней будет чрезвычайно сложно, тем более что тротуары заставлены цветочными лотками. Вас должны будут пересадить в другую карету. И как только вы выйдете из кареты, мы откроем стрельбу. Все должно выглядеть очень натурально. Мои люди отведут вас на квартиру. Потом вам придется прогуляться по галереям. Вас увидят и придут к вам.

— У вас есть карандаш и листок бумаги? — спросил Савелий.

— Найдется. — Виталий порылся в карманах и вытащил блокнот. — Держите. Вот и карандаш.

— Спасибо, — кивнул Родионов. Набросав несколько строк, он передал гостю свернутый листок. — Вы можете передать эту записку в кафе «Шантан» хозяину? Для моей женщины…

— Хорошо, — взял клочок бумаги Виталий. — Дознание должно состояться завтра в десять часов утра. Ну что ж… Голова разболелась. Что-то тюремные стены на меня неблагоприятно влияют. Он трижды постучал в дверь, и она тотчас распахнулась.

— Предупреждаю вас, мсье Савельев, никаких неожиданностей. Меня уверили, что вы согласились ответить на все наши вопросы.

Взгляд у комиссара Лазара был чуть сонным, он напоминал кота, разнежившегося на солнышке. Родионов прекрасно знал, что подобное впечатление обманчиво. Комиссар, несмотря на кажущуюся медлительность, обладал редкой реакцией и быстротой мышления. Интересно, он не знает о том, что должно произойти, или просто искусно играет в неведение?

— Разумеется, господин комиссар, — согласно кивнул Савелий, решив подыграть комиссару.

— Не надо пугаться, господин Родионов, — несколько мягче проговорил Лазар, стараясь сгладить свою прежнюю жесткость. — Если вы будете с нами предельно откровенны, я постараюсь уберечь вас от каменоломен. Самый большой срок, который вас ожидает, это два года. Надеюсь, это достаточная плата за откровенность?

— Вполне, — усмехнулся Савелий. — За все то, что вы пытаетесь на меня свалить, в России меня ожидала бы пожизненная каторга.

Комиссар Лазар позвонил в колокольчик, и тут же на его зов явились двое надзирателей. Один высокий, с длинными рыжими усами, очень напоминающими бутафорские, а другой — плотный коротышка с соломенными волосами.

— Проводите его до кареты, — распорядился Лазар.

— Как всегда, господин комиссар? — спросил рыжий, доставая наручники.

— Ну что вы, — махнул рукой Лазар, — он у нас человек смирный. Думаю, ничего дурного не выкинет. А потом, ведь мы передаем его жандармам. А они очень строгие господа.

Лазар направился к выходу. Первым вышел худощавый, затем — Савелий, слегка подталкиваемый коротышкой. А уже потом кабинет покинул господин Лазар.

Полицейское учреждение, расположенное в самом центре Парижа, с толстыми стенами и арочными сводами, с низкими потолками, больше напоминало средневековую крепость времен Крестовых походов. Охотно верилось, что в подвалах содержатся горемыки, подвешенные цепями к потолку.

У крыльца выстроилась шеренга жандармов. Савелий поморщился:

— Право, это лишнее, к чему такие китайские церемонии? Я в этом совсем не нуждаюсь.

Комиссар Лазар хохотнул, его пухлые щеки мелко задрожали, словно свиной студень.

— А вы весельчак. Надеюсь, вы не подумали, что этот караул в вашу честь?

— Отчего ж…

— Просто с минуты на минуту должен подъехать министр, вот потому-то такие приготовления. А вам вот в эту карету, мсье!

— Надеюсь, вы не будете скучать без меня, господин Лазар.

Комиссар заметно нахмурился:

— Вы думаете, что у меня мало работы, господин Родионов? Кроме вашего дела я занимаюсь еще дюжиной убийств.

Комиссар направился к своей пролетке.

Дверь кареты распахнулась, глухо брякнула разложенная лестница, и в проеме показалась круглая голова жандарма. Коротышка нетерпеливо толкнул Савелия в спину:

— Поднимайтесь… Теперь это ваше место!

Савелий посмотрел на жандармов: не похоже, чтобы они были в сговоре с господином Виталием. Уж слишком казенными выглядели их физиономии, да и «браунинг», направленный в его сторону, не располагал к излишнему благодушию.

— Вы очень любезны, господа, — натянуто улыбнулся Савелий.

Карета, дернувшись, покатилась из внутреннего двора на улицу.

Напротив, на расстоянии вытянутой руки, сидел жандарм с ухоженной бородкой и бесцеремонно разглядывал узника. Его лицо показалось Савелию знакомым. Где же он мог его видеть? Он заметил, что карета свернула с улицы в узкий переулок и, грохоча коваными ободьями о брусчатку, заторопилась в противоположную от «Коммерческого банка» сторону.

— Куда вы меня везете?! — стараясь скрыть беспокойство, спросил Савелий.

— Савелий Николаевич, не узнал? — улыбаясь, спросил жандарм.

— Бог ты мой! — выдохнул Родионов. — Мамай!

Карету весело подбрасывало, кидало на поворотах из одной стороны в другую. Вдруг позади запоздало ахнул револьверный выстрел. За ним еще один, уже глуше. И в следующую минуту карета свернула в еще более узенький переулок.

Переулок был заполнен людьми. Женщины продавали с лотков розы и гвоздики, а почти на мостовой, разложив старинные монеты на куске материи, небритый старик громко зазывал покупателей. Здесь же какой-то худощавый юноша торговал помятыми медными кувшинами. Обыкновенный парижский квартал.

Из-за угла за ними вынырнула точно такая же карета. Савелий приник к окну и разглядел, как извозчик, стиснув зубы, яростно нахлестывал лошадку, стараясь догнать их карету. Хлестнул выстрел. Еще один. Стреляли по карете, увозившей Савелия.

— Погоняй! — рявкнул Мамай извозчику.

Карету развернуло, и ось, зацепившись за лоток, опрокинула его. На мостовую, громыхая, полетели медные кувшины, а прямо под ноги приближающейся упряжке неторопливо покатился огромный самовар с потертым боком. Конь заржал и растоптал его копытами.

— Погоняй, достанет! — крикнул Савелий, напрягаясь.

Кареты почти поравнялись, еще несколько секунд, и задняя карета отбросит их прямиком на тележки с цветами, выстроившиеся вдоль переулка. Когда уже казалось, что столкновения не избежать, навстречу выкатила подвода, груженная каким-то тряпьем. Савелий успел заметить испуганные глаза старьевщика, затем раздалось ржание коней, отчаянный вопль возницы, треск поломанных осей и удар о булыжник опрокинувшейся кареты, которая их преследовала.

— Все, ушли! — ликовал Савелий. — Сворачивай в переулок. Ну, ты, Мамай, молодец, не ожидал! Как же это тебе удалось-то?!