Но как только угроза «лживого царя» миновала, отпала необходимость и в Сигизмунде. Теперь возникли новые настроения: выбрать своего, православного царя. Смоленцы пугали якобы вызнанными подробностями сейма, что там решено:

«Вывесть лучших людей, опустошить все земли, владеть всею землею Московскою».

Больше всех пугала угрозой религиозного порабощения сама церковь. Не удивительно, что в ответ родилось православно-патриотическое движение. Во главе его стоял уже известный нам Гермоген. Поляков, шведов, немцев и прочих иноземцев он ненавидел не меньше, чем «Дмитриев». Не удивительно, что ополчение собиралось под эгидой церкви. Московские бояре пуще поляков боялись этого нового ополчения, не удивительно, что они призвали Гермогена и просили его отписать в волости, чтобы народ успокоился и разошелся.

«Напишу, – пообещал Гермоген боярину Салтыкову, – если ты, изменник, вместе с литовскими людьми выйдешь вон из Москвы; если же вы останетесь, то всех благословляю помереть за православную веру, вижу ей поругание, вижу разорение святых церквей, слышу в Кремле пение латинское и не могу терпеть».

Само собой, патриарх попал под стражу, а ополчение, медленно, но собиралось и отбило Москву у поляков. Трое воевод ополчения – Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов – стали своего рода временным правительством. Но это был не конец. Земля все так же делилась на тех, кто за Владислава, кто за Маринкиного сына, кто за выборного царя. Казаки были за «воренка». Так что теперь уже не Гермоген, а новое временное правительство рассылало грамоты по всей земле, чтобы гнать поляков и шведов против Владислава и тем паче Сигизмунда. Одного из этих вождей, Ляпунова, по навету убило его же казачье войско. Началась новая смута. С сильным казачьим и разбойным уклоном. Новгород присягнул шведскому королевичу. Псков выставил своего самозванца, местного царевича Дмитрия. Московское царство разваливалось на глазах. Бояре, перепуганные восставшей чернью, заперлись в Кремле и звали на помощь Сигизмунда. Гермоген сидел в тюрьме (где и умер). Новые грамоты, призывающие взять Москву, отбить ее у бояр, перебить поляков и установить православное правление, пошли из Троицкого монастыря, от Дионисия и Авраамия Палицына. Лидерами нового ополчения стали нижегородский торговец мясом Минин и князь Пожарский, который был плохим начальником над войском, но лучшего не нашлось.

«Мы, всякие люди Нижнего Новгорода утвердились на том и в Москву к боярам и ко всей земле писали, что Маринки и сына ее, и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, точно так же и литовского короля», – писало в своих грамотах это ополчение.

Оно двинулось на Москву, собирая разрозненные земские военные отряды. В 1612 году, пройдя от Нижнего Новгорода до Москвы за более чем полгода, ополчение дошло до Москвы, где взяло штурмом Китай-город и Кремль с изнемогавшими от голода поляками, которые просидели в осаде с прошлого, 1611 года. Под Москвой ополчение включило в себя и казачье войско, коего москвичи боялись даже больше, чем поляков. Король Сигизмунд пробовал пойти на вырезавшую его сограждан Москву, но был отбит, после чего ушел в Польшу. Шведы, которых бояре сами позвали, тоже вернулись на родину. В самой Москве было решено созвать Земский собор и заняться выборами нового царя – «гулявшие» в столице казаки вынуждали начать выбор как можно скорее. С этим Земским собором и закончилась Смутная эпоха.

Из Москвы по всей разоренной земле пошли грамоты звать выборных представителей на Земский собор. Дело предстояло нелегкое – выборы царя. Как писалось в грамотах, выбирать следовало только царя греческой веры —

«…литовского и шведского короля и их детей и иных немецких вер и некоторых государств иноязычных не христианской веры греческого закона на Владимирское и Московское государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не хотеть, потому что польского и немецкого короля видели на себе неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье: литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом».

Кандидатов из своих было достаточно, предложил кандидатуру и сам князь Пожарский, которому приписывался успех всего похода на Москву, но было немало и других желающих из более весомых фамилий. Впрочем, когда собрался Земский собор, на нем были вопреки грамоте и сторонники Владислава, и сторонники шведского королевича Карла, и сторонники Маринкина сына. За последнего более всех агитировали казаки, которые с «тушинским вором» прошли большой и трудный путь. Среди прочих имелась и кандидатура Миши Романова, шестнадцатилетнего мальчика. Первоначально даже надежды на его избрание не было никакой. Назывались имена значительнее и по родословию, и по участию в ополчении. Однако некий галицкий дворянин однажды принес на собор письменное показание, что только Романов Миша ближе всех стоит к прежнему, пресекшемуся роду.

«Раздались голоса недовольных, – пересказывает летописный источник Соловьев. – „Кто принес такую грамоту, кто, откуда?“ В то время выходит донской атаман и также подает письменное мнение: „Что это ты подал, атаман?“ – спросил его князь Дмитрий Михайлович Пожарский. „О природном царе Михаиле Федоровиче“, – отвечал атаман. Одинакое мнение, поданное дворянином и донским атаманом, решило дело: Михаил Федорович был провозглашен царем. Но еще не все выборные находились в Москве; знатнейших бояр не было; князь Мстиславский с товарищами тотчас после своего освобождения разъехались из Москвы: им неловко было оставаться в ней подле воевод-освободителей; теперь послали звать их в Москву для общего дела, послали также надежных людей по городам и уездам выведать мысль народа насчет нового избранника и окончательное решение отложили на две недели, от 8 до 21 февраля 1613 года. Наконец, Мстиславский с товарищами приехали, приехали и запоздавшие выборные, возвратились посланники по областям с известием, что народ с радостию признает Михаила царем. 21 февраля, в неделю православия, то есть в первое воскресенье Великого поста, был последний собор: каждый чин подал письменное мнение, и все эти мнения найдены сходными, все чины указывали на одного человека – Михаила Федоровича Романова. Тогда рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов взошли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшего Красную площадь, кого они хотят в цари? „Михаила Федоровича Романова“, – был ответ».

Так на русском престоле неожиданно оказался юноша, в силу возраста не способный руководить страной самостоятельно.

Почему именно Михаила было решено сделать царем?

Тут ответ прост: именно в силу возраста. Бояре, ставившие его на царство от имени всей русской земли, конечно, надеялись, что с помощью Мишеньки смогут вести необходимую политику. Отец Михаила был еще в польском плену, к тому же пострижен, так что большой угрозы в нем не видели, к тому же молодой царь был приятен и народу – его фамилия была так же и среди пострадавших от Годунова. Самого Михаила в столице не было, вместе с матерью он жил в костромском монастыре. Вот туда-то и снарядили послов звать юношу на царство. Правда, не получив даже согласия Михаила, землю стали приводить к присяге царю, что интересно. Поэтому весь дальнейший ход событий можно скорее рассматривать как некое разыгранное действо.