Сердце замерло. «Мелкая простолюдинка», «обыкновенная добыча»? Неужели я слышу моего Тристана? Поборника справедливости с чистой душой?

– Но… – растерялась я. – Когда ты сказал, что сражаешься за свободу или смерть…

– Ну да: свобода для смертного дворянства в беспрепятственном доступе к трансмутации. Свобода для элиты пить кровь своих вассалов без ограничений. Дворяне, достойные этого титула, должны быть хищниками, а не прирученными животными, которых держат в золотой клетке Версаля. Таков закон дикой природы. Ты его знаешь не хуже меня.

Голова закружилась. В ушах зазвенело, как после крепкой оплеухи. Я отказывалась поверить в услышанное. Может, неправильно поняла?

– А когда ты говорил о невыносимом давлении королевской десятины на народ… – повторила я слова, которыми он зажег огонь в моем сердце.

– Действительно, королевская десятина. Те тонны крови, которые каждый год отправляются из провинций в Версаль. Какое невыносимое транжирство!

В его глазах полыхало пламя бунта, но не на благо народа, как я ошибочно трактовала, а исключительно для эксклюзивного блага высшей касты.

– После уничтожения Короля десятина останется. Моя мать, которая когда-то слыла настоящей красавицей, сможет вернуть себе вечную молодость, пустив кровь своим фермерам. В конце концов, эти люди принадлежат ей так же, как и поля, которые они возделывают. Мои братья, сестры, кузины и кузены тоже смогут воспользоваться резервуаром крови простолюдинов. По священному праву феодального господства.

Я зашаталась и, чтобы не упасть, оперлась на единственное, что оказалось рядом: плечо Тристана.

– Не волнуйся, – продолжал юноша, не понимая причину моего замешательства. – Я так же потрясен, как и ты. Наша встреча в Больших Конюшнях застала меня врасплох: ничто не готовило к развитию чувств к тебе. Кто бы мог подумать: я, шевалье де Ля Ронсьер, безумно влюбился в девушку из народа! Ты, может, и родилась в грязи, но сердце у тебя благородное. Ты не добыча, Жанна. Ты хищник, как и я. Мы вместе преодолеем ту стену, что общество воздвигло между нами. Послушай меня: как только обезглавим монарха, мы сможем выпить все, что нам нужно, из отрубленной шеи. Не просто один жалкий глоточек, а флаконы, бокалы глотков! Мы перережем себе запястья, чтобы выкачать смертную кровь, и заменим ее самой мощной из всех: королевской, вампирической. Обладая высшей регенерирующей силой, бесценная жидкость мгновенно затянет наши раны и сотрет твои позорные шрамы от десятины.

Тристан поцеловал меня в лоб. От неразберихи в голове мне стало плохо.

– Деревенская ласка скоро превратится в благородного горностая. После трансмутации никто не посмеет язвить по поводу твоего сомнительного происхождения. Выйдя за меня замуж, ты забудешь ничтожное имя Фруаделак и станешь благородной Ля Ронсьер. Мы создадим в лесах Арденн новое вампирическое королевство… Новую, вечную династию!

Шрам на его щеке стал похож на ощетинившийся стебель с шипами: ветвь семьи Ля Ронсьер, к которой он хотел присоединить меня. Приняв мое головокружение за полуобморочное состояние от восторга, Тристан крепче прижал меня.

– Я сделаю тебя бессмертной королевой, – нежно шептал он. Лазурно-голубые глаза сверкали от любви и гордости. – Ты внушишь страх и восхищение целой Вселенной. Будут слагать песни, разнося по миру славу о твоей серебряной красоте, которая никогда не увянет. Жанна Великолепная, правительница Арденн и госпожа моего сердца во веки веков!

Это обещание в прямом смысле бесконечной любви – мечта любой влюбленной девушки.

Но, как оказалось, я совершенно заблуждалась насчет Тристана. А он, в свою очередь, никогда не понимал, кем являлась простолюдинка Жанна на самом деле.

Прежде чем я успела произнести в ответ хоть слово, двери усыпальницы мистически, без посторонней помощи, раскрылись. Мертвая тишина, нарушаемая лишь стальными петлями тяжелых дверей, сковала ледяной коркой мое сердце.

Огромное помещение, должно быть, когда-то покрывала позолота. Теперь оно было полностью черным, будто обгоревшим, как погибшие Помпеи. Дорические колонны, изогнутые кариатиды, лепнина, статуи богов и животных: все равномерно покрывал пепел настолько глубокого черного цвета, что он, кажется, поглотил не только свет, льющийся из хрустальных люстр вулканического стекла, но и звуки. В усыпальнице стояла мертвая тишина. Как в непроницаемой шкатулке, где стрелки часов застыли в полночь, навсегда отметив время, когда Людовик XIV стал Людовиком Нетленным. Три столетия назад.

Почетное центральное место в мавзолее занимал огромный саркофаг из черного камня. Гроб, в котором Король покоился в течение дня.

Мы увидели монарха, возвышавшегося над нами в черной шелковой рубашке, над которой сверкала золотая маска. Без коронационной мантии и расшитого жюстокора он казался еще более величественным. Закатанные рукава открывали обнаженные мускулистые руки со вздутыми голубыми венами, змейками разбегающимися по белой плоти, словно прожилки по барочному мрамору.

Инстинкт самосохранения приказывал бежать прочь от могущественного хищника, возглавляющего вершину всех пищевых цепочек.

Но ноги, под действием тех же демонических сил, что околдовали меня во время неутомимой джиги, повели к Королю.

Туфли, ступая по черному паркету, не издавали ни звука.

Из-под золотой маски не доносилось ни слова.

И все же я слышала оглушительный голос, эхом резонирующий внутри меня так четко и мощно, что самая жестокая мигрень не выдерживала сравнения:

«Диана де Гастефриш, подойти ко мне и глотни из источника вечной жизни».

Ледяной, безжизненный холод Тьмы парализовал волю. Нетленный поднял правую руку. Его ногти удлинились, словно когти огромной чудовищной кошки.

Король приложил острие указательного пальца к своему левому запястью и проколол одну из вен, из которой выделился темный бисер вязкой жидкости. Затем он притянул меня за шею. Простым нажатием когтя монарх мог запросто свернуть мне голову. Так же легко, как кролику.

Сквозь прорези маски я увидела расположенные всего в нескольких сантиметрах от меня черные зрачки, заполнившие весь белок. Бездонные, вселявшие животный, бессознательный ужас. Ужас из глубины веков и кошмаров моего детства. Ужас из истоков человеческого рода, уязвимого перед огромными хищниками, населяющими Тьму.

Хотелось убежать, но тело не слушалось.

Хотелось закричать, но рот не мог произнести ни звука.

Король Тьмы заткнул его своим окровавленным запястьем.

Обжигающе ледяная жидкость, тяжелая, как свинец, пролилась на язык. У нее не было вкуса. И все же показалось, что я пробую саму смерть.

Пока Нетленный вливал в меня свою кровь, насыщенную тьмагной, я через его мощное плечо наблюдала за Тристаном, одновременно близким и уже безвозвратно далеким. Как будто размеры этой вневременной усыпальницы вышли за рамки законов геометрии.