— Вы знаете, что это невозможно. Вы не имеете права удерживать мальчика у себя!

— Он был полумертвый, когда собака нашла его! Еще час — и он бы замерз. По праву он мой. И я не позволю вам его трогать!

Он вспомнил, что когда-то подумал о Джанет Аштон. У многих народов спаситель чувствует себя в ответе за жизнь спасенного.

— Мисс Ингерсон…

— Нет. Убирайтесь и оставьте нас в покое. Я не позволю вам его забрать!

Она повернула к двери, думая о топоре и мысленно молясь, чтобы мальчик его не переставил. Этого человека она не боится и легко сумеет положить всему конец! Даже твердую, холодную землю можно разрыть и спрятать труп приезжего так, что его не найдут. Ее не запугаешь! Даже будь мальчик ее кровным родственником, она бы не защищала его яростнее.

Но Ратлидж не мог сдаться. Догнав Мэгги, он положил руку ей на плечо:

— Позвольте мне только поговорить с ним. Иначе в том, что случилось, обвинят Пола Элкотта. Позвольте хотя бы спросить его…

Мэгги так резко остановилась, что он толкнул ее.

— Какое мне дело до Пола Элкотта? Где он, когда мне бывает нужно загнать овец или притащить корм в верхние загоны? Где он в апреле, когда травы мало и приходится возить новорожденным ягнятам корм в тележке, чтобы они не передохли? Он переживет меня, этот мальчик, и позаботится о том, что сама я сделать не могу. Больше у него никого нет — и у меня тоже!

— Он должен ходить в школу… он должен жить с родным отцом… нельзя порабощать его, делать работником против воли. Вы не можете подобрать его, как приблудного щенка!

— Я его не порабощала! Я дала ему кров, еду и Сибил, которая утешает его в темные ночи, когда он плачет. Я дала ему работу, чтобы он отвлекался и хотя бы на время забывал тот ужас, который ему пришлось увидеть. А вы хотите его повесить или запрятать в сумасшедший дом, где он ничего не получит. Попробуйте только сказать, что это лучше!

Ратлидж опустил руку.

— Нет, не лучше. Вы правы. Но что же делать с пятью убитыми?

— Мертвые не чувствуют боли. Им не больно, когда они по ночам затаскивают ногу в кровать, и они не могут по-человечески утешить его. Мы с ним нужны друг другу, вот и все!

— Позвольте мне всего лишь поговорить с ним. Я постараюсь выяснить, что случилось той ночью. Позвольте мне поступить так, как я считаю правильным!

— Правильным, как же! — буркнула Мэгги. Но глаза ее наполнились слезами, и она вытерла лицо грубым рукавом кофты. — Чтоб вы провалились! И зачем вы только к нам приехали? Я ведь нарочно подсунула вам кепку — думала, вы уедете на юг, а нас оставите в покое!

— Кепка тут совершенно ни при чем, — устало возразил Ратлидж. — Об этом знаем и вы, и я.

Они еще долго стояли, настороженно глядя друг на друга. Глаза у Мэгги блестели. Наконец она сказала:

— Если я сейчас не пущу вас в дом, вы притащите с собой больше полицейских и запугаете мальчика до припадков. — Она повернула к дому и крикнула: — Он тебя не заберет! Клянусь! Но мне придется его впустить.

Ответа не последовало. А потом открылась дверь. На пороге стоял Джош Робинсон. Вызывающе вскинув голову, он сжимал в руках топор с двусторонним лезвием. К нему прижалась Сибил, шерсть у нее на загривке стояла дыбом. Собака глухо рычала.

Как поговорить с мальчиком, который, возможно, убил пять человек?

Что сгладит страдания, которые, должно быть, запечатлелись у него в мозгу?

«Второй попытки тебе не дадут», — тихо предупредил его Хэмиш.

— Здравствуй, Джош. Моя фамилия Ратлидж. Можешь звать меня Иен, если хочешь. Я приехал из Лондона специально, чтобы найти тебя…

Ратлидж не сходил с места и старался говорить ровно, как будто никакой опасности не было. Он нащупывал подход.

Страдальческое личико побелело, мальчика затрясло. Но он по-прежнему крепко прижимал к себе топор.

«Осторожно!» — предупредил Хэмиш.

Ратлидж импровизировал на ходу:

— Я был на фронте, как и твой отец. На войне мне пришлось повидать много страшного. Но это не сравнится с тем, через что прошел ты. Если ты впустишь меня и позволишь с тобой поговорить…

— Он немой, — сказала Мэгги, подходя к нему.

— Все понятно. Джош, я задам тебе несколько вопросов, можешь в ответ кивать или качать головой. Главное, дай мне понять, прав я или нет. Я не собираюсь обижать Мэгги Ингерсон. Она очень храбрая, и я ее уважаю.

— Спроси, скоро ли он уберется отсюда и оставит нас в покое, — посоветовала Мэгги Джошу. — Тогда сразу поймешь, что у него на уме!

Глаза мальчика встревоженно перебегали с лица Ратлиджа на Мэгги и обратно.

— Мэгги знает, что уехать я не могу, — искренне продолжал полицейский. — Мы ищем тебя уже несколько дней, все боялись, что ты умер. Много людей беспокоились за тебя. Тебя искали повсюду, даже ночью. В Эрскдейл приехала твоя тетя Джанет, она в гостинице. Представь, как она обрадуется, когда узнает, что ты жив. Она горевала по тебе, боялась, что ты заблудился в снегу или ранен и не можешь позвать на помощь. И твой отец приехал из Гэмпшира…

Тревожный крик сорвался с губ мальчика, и он с грохотом захлопнул дверь.

Ратлидж бросился к дому. Из-за двери неслись отчаянные, пронзительные крики и глухие удары.

— Вы врете… вы все врете! — снова и снова кричал мальчик, рубя половицы топором.

Они стояли на морозе бок о бок, молча. Наконец глухие удары прекратились, а крики сменились сдавленными рыданиями. Ратлиджу показалось, что они простояли так несколько часов. Он повернулся к Мэгги:

— Идите в дом и успокойте его.

— Он не любит, когда до него дотрагиваются.

— Все равно… а дверь оставьте открытой, и пошире.

Она подчинилась и осторожно открыла дверь. Навстречу им хлынула волна теплого воздуха, в ноздри ударил запах овсянки. Мальчик лежал на полу, обняв обеими руками собаку и забыв о топоре. Но в полу, в тех местах, куда вонзилось острое лезвие, виднелись зарубки.

— Сибил меня опередила, — вздохнула Мэгги.

Она нагнулась, отбросила мокрые от слез волосы с лица мальчика. Он дернулся.

Ратлидж вошел в дом следом за ней и осторожно прикрыл за собой дверь. После ночи, проведенной на улице, внутри ему показалось душно. Он снял пальто и вместе со шляпой положил на стоящее у дверей ведро.

Мэгги осторожно взяла в руки топор и задумчиво смотрела на него, словно решая, пустить его в ход или нет.

Ратлидж опустился на колени.

— Я бы с удовольствием съел овсянки, — сказал он, — и выпил чаю. Это, — он жестом показал на топор, — вам не понадобится.

Мэгги в последний раз бросила взгляд на острое лезвие и отложила топор в сторону. Но сама не двинулась с места.