С улицы донеслось пение Доннелли. Гретхен с грустью покачала головой, подумав о связи между талантом и алкоголем в американском искусстве. И опять вспомнила Колина Берка, которого никогда не видела пьяным. Он во многом был исключением. В эти дни она часто о нем думала, пытаясь представить себе, где бы он поставил камеру, как осадил бы капризного актера или решил сложную сцену.

Пение на улице прекратилось, и она искренне понадеялась, что утром у Доннелли не будет раскалываться голова. В его же интересах, потому что, когда он приходит на съемочную площадку с похмелья, у него такое смущенное лицо…

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Гретхен. Она никогда не запирала дверь.

Дверь открылась, и вошел Доннелли, держась почти прямо.

— Добрый вечер, — сказала она.

— Я только что провел с вашим братом знаменательный час в своей жизни. Я люблю вашего брата, и я подумал, что надо вам об этом сказать.

— Я тоже люблю своего брата, — улыбнулась она.

— Мы собираемся вместе заняться одним великим, нет, величайшим делом. Мы с ним люди одной породы.

— Вполне возможно, — добродушно ответила Гретхен. — Наша мать была ирландкой, во всяком случае, она так считала. Однако отец у нас был немец.

— Я отношусь с уважением как к ирландцам, так и к немцам, — сказал Доннелли и, чтобы не потерять равновесия, оперся о косяк двери, — но я не это имел в виду. Я говорил об общности духа. Я вам мешаю?

— Я уже почти закончила. Если вам хочется немного поболтать, было бы неплохо закрыть дверь.

Медленно и с достоинством Доннелли закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Хотите кофе? — Гретхен кивнула в сторону термоса, стоявшего у нее на столе. Для поддержания бодрости она выпивала не меньше двадцати чашек в день.

— Мне всегда почему-то предлагают кофе, — обиженно сказал Доннелли. — Я считаю это унизительным. Я презираю кофе.

— К сожалению, ничего более крепкого не могу вам предложить, — сказала Гретхен, помня, что в буфете стоит бутылка виски.

— Я не собираюсь пить, мадам. Я пришел сюда исключительно для того, чтобы передать сообщение.

— От кого?

— От Дэвида П.Доннелли, то есть от меня самого.

Гретхен засмеялась.

— Передавайте ваше сообщение, а затем советую вам идти спать.

— Я уже наполовину его передал. Я люблю вашего брата. Вторая часть более сложная. Я люблю его сестру.

— Вы много выпили.

— Правильно. Пьяный я люблю его сестру, и трезвый я люблю его сестру.

— Благодарю вас за сообщение, — сказала Гретхен, продолжая сидеть, хотя ей хотелось вскочить и поцеловать его.

— Вы не забудете, что я сказал? — Его глаза горели на заросшем бородой лице.

— Не забуду.

— В таком случае, — сказал он важно, — я удаляюсь спать. Спокойной ночи, мадам.

— Спокойной ночи. Спите спокойно.

— Обещаю вертеться и метаться. О, я, несчастный!

— О, вы, несчастный!.. — усмехнулась Гретхен.

Задержись он еще секунд на десять, она вскочила бы и бросилась его обнимать. Но он торжественно помахал ей в знак приветствия рукой и, почти не качаясь, вышел.

В коридоре он снова запел.

Она сидела, уставившись на дверь, и думала: а почему бы и нет? Она покачала головой. Потом, когда работа будет окончена. Может быть.

В тишине комнаты, в которой теперь стоял запах виски, она снова принялась за режиссерский сценарий.

А этажом ниже никак не мог заснуть Уэсли. Он лежал, ожидая, что вот-вот повернется дверная ручка, послышится шорох и в темную комнату войдет Фрэнсис. Но дверная ручка не поворачивалась, и не раздавалось никаких звуков, помимо стона пружин, когда он поворачивался с боку на бок.

Он сказал, что любит ее. Правда, признание было вынужденным, но когда он произносил эти слова, он в них верил. Однако если любишь, разве замечаешь, как девушка притворяется или обманывает, разве говоришь ей, что она ведет себя глупо? Говорят, что любовь захватывает тебя целиком: вот ты признался в любви, и все остальное теряет смысл. Говорят, любовь слепа. Нет, сегодня он не был слеп. Он видел, как Фрэнсис разыграла в баре лживую и отвратительную комедию, и сказал ей об этом. Может быть, ему надо учиться держать свое мнение при себе. Тогда сейчас, во втором часу ночи, он не лежал бы в постели один.

Он тосковал по прикосновению ее рук, по ее телу. Если это не любовь, то что же? Когда она была с ним в постели, он, несмотря на предупреждение Гретхен, не мог заставить себя поверить, что она вернется к мужу или увлечется другим мужчиной. Ему нравилось развлекаться с пассажирками на «Клотильде», пока их мужья спали внизу или играли в казино, ему нравилось заглядывать к миссис Уэрфем, но все это была не любовь. Не нужно особого опыта, чтобы почувствовать разницу между тем, что было тогда и что теперь — с Фрэнсис.

Он помнил, как на узкой кровати Фрэнсис лежала в его объятиях, как в темноте переплетались их тела и Фрэнсис шептала: «Я тебя люблю». Что же это означало? Он тихо застонал.

К кому обратиться, чтобы понять ее и себя? К матери? Которая, по всей вероятности, скажет, что он, как и его отец, позор и несчастье для достойных христианских семей. К дяде? Для него он, скорее всего, доставшаяся по наследству обуза, неблагодарный мальчишка, который показывается на глаза, лишь когда ему что-нибудь нужно. К тете? Чудак, по прихоти природы наделенный талантом, который он по глупости или из-за отсутствия честолюбия собирается зарыть в землю. Может быть, к Элис? Для нее он нескладный и наивный мальчик, нуждающийся в участии и материнской ласке. К Кролику? Хороший помощник на яхте, но он никогда не станет таким прекрасным человеком, как его отец. К Кейт? Единокровный брат ее сына, живое и горькое напоминание о покойном муже. Если собрать мнения всех этих людей, какой же получится человек?

Может, потому он такой, что еще молод и не уверен в себе? Отстал в развитии, сказала Фрэнсис. Но никто из его ровесников, по-видимому, так не мучается, все прекрасно понимают себя.

Лежа в одиночестве в темной комнате, Уэсли был уверен лишь в одном: он не останется прежним. Только каким он станет? Интересно, если бы он мог взглянуть на себя, когда ему будет двадцать один год, двадцать пять, а то и все тридцать, что бы он о себе сказал?

Возможно, после того как его увлечение Фрэнсис пройдет, он последует совету тетки и станет актером. Научится играть не только перед камерой, но, как Фрэнсис, ежедневно и ежеминутно. Наверное, она пришла к выводу, что мир хочет от нее именно этого, а раз так — пусть он это и получает.

Завтра утром Уэсли предстояло играть роль жестокого и необузданного парня. Это нетрудно. Может быть, год-другой он посвятит этой профессии. Такое начало ничем не хуже любого другого.