Уэсли поужинал вместе с другими актерами, как всегда, в ресторане гостиницы. Гретхен и Ида Коэн, дядя Иды, а также художник-декоратор и Рудольф ужинали наверху, в номере Гретхен. После ужина Уэсли и Фрэнсис решили прогуляться.

Главная улица, освещенная неоновым светом жалких витрин, была почти пуста. Порт-Филип сидел у телевизоров и спать ложился рано. Фрэнсис безразлично посматривала на витрины.

— Я бы ничего здесь не купила, — сказала она. — А уж жить в такой дыре! Страшно подумать!

— Моя семья как раз отсюда, — сказал Уэсли.

— Вот бедняга.

— Сам я никогда здесь не жил. А мой отец, дед… — Он осекся, чуть не сказав «моя тетка Гретхен». Он никому не говорил, что Гретхен его тетка, а сама Гретхен относилась к нему просто как к начинающему актеру.

— Ты видишься с ними, когда здесь бываешь? — спросила Фрэнсис.

— Теперь тут уже никого не осталось — все разъехались.

— Я их вполне понимаю.

— Бабушка рассказывала отцу, что, когда она приехала сюда молоденькой девушкой, это было красивейшее место, — сказал Уэсли. Он шел по улицам города, в котором родился, провел детство и юность его отец, и ему было неприятно, что какая-то девчонка из Калифорнии считает этот городок стоячим болотом. Где-то здесь, думал он, наверняка остался след пребывания отца. Он поджег здесь крест. По крайней мере Теодор Бойлан об этом помнит. Интересно, что сказал бы отец, увидев, как он разгуливает по тем же улицам в обнимку с красивой, почти знаменитой кинозвездой. И более того, зарабатывает три тысячи долларов в месяц играючи, а не трудясь до седьмого пота, как отец. — Бабушка говорила: повсюду росли деревья, — продолжал Уэсли, — все дома были аккуратно покрашены и при каждом — большой сад. Отец частенько купался в Гудзоне — тогда вода в нем была чистая… — Он замолчал, вовремя удержавшись, чтобы не сказать ей, что, кроме всего прочего, в этой реке утопился его дед.

— Да, я давно хотела тебя спросить: в какой студии ты учился?

— В какой студии? — Он задумался. — Ни в какой.

— А играешь так, будто всю жизнь учился. Кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать один, — сказал он, уже не задумываясь. Один раз он честно ответил Элис, и она теперь относится к нему как к ребенку. Больше он такой ошибки не сделает.

— А почему же ты не в армии?

— У меня поврежден мениск, — быстро ответил он. После возвращения в Америку он научился врать не моргнув глазом.

— Понятно, — недоверчиво протянула она. — А где ты играл раньше?

— Я? — снова глупо переспросил он. — Ну… нигде особенно.

— Как же тебе удалось получить эту роль?

— Миссис Берк… — Дико как-то называть собственную тетку миссис Берк. — Она увидела меня у одних знакомых и спросила, не хочу ли я попробовать. Почему ты спрашиваешь?

— А что особенного, если девушка хочет кое-что узнать о человеке, с которым у нее роман?.. Надо признаться, что ты оказался для меня приятным сюрпризом, — весело продолжала она. — Я знала почти всех в этом списке, кроме Уэсли Джордана. Вот уж не подозревала, что найду в куче навоза такое сокровище. Между прочим, это твоя настоящая фамилия?

— Нет, — не сразу ответил Уэсли.

— А настоящая?

— Она длинная и трудная, — сказал он уклончиво. — Плохо смотрится в титрах.

— Это твоя первая картина, — снова засмеялась она, — но ты быстро учишься.

— Хватаю на лету, — ухмыльнулся он.

— А что ты потом собираешься делать?

— Еще пока не знаю. — Он пожал плечами. — Поеду в Европу, если удастся.

— Ты талантливый парень. И это не только мое мнение. Оператор Фредди Кан уже видел весь отснятый материал и от тебя просто без ума. Поедешь в Голливуд?

— Может быть, — осторожно сказал он.

— Приезжай. Я обещаю тебе теплый прием.

Уэсли набрал воздуха в легкие.

— Но ты ведь замужем.

— Кто тебе об этом сказал? — спросила она резко.

— Не помню, кто-то говорил. В общем разговоре.

— Хорошо бы люди поменьше болтали. Это мое личное дело. А тебе не все равно?

— Что ты ответишь, если я скажу, что нет?

— Отвечу, что ты дурак.

— Тогда я этого говорить не буду.

— Так-то лучше. А ты в меня влюблен?

— Почему ты задаешь такой вопрос?

— Потому что мне больше нравится, когда в меня влюбляются. Поэтому я и стала актрисой.

— Ладно, — сказал Уэсли. — Я в тебя влюблен.

— Давай за это выпьем, — предложила она. — Вон на углу бар.

— Я дал себе слово не пить, — сказал он. Ему не хотелось, чтобы при Фрэнсис бармен попросил показать документ, подтверждающий его возраст.

— А я люблю выпить, — сказала она. — Зато мужчин люблю непьющих. Пойдем, я возьму тебе кока-колу.

Уэсли и Фрэнсис вошли в бар и увидели Рудольфа и художника-декоратора, рыжебородого молодого человека по фамилии Доннелли; они сидели за отдельным столиком и разговаривали.

— Ото! — прошептала Фрэнсис. — Начальство.

Всей съемочной группе было известно, что Рудольф финансирует производство картины и что именно он договорился с властями Порт-Филипа о разрешении на ночные съемки и о том, чтобы полиция перекрывала движение на улицах. Однако о том, что он приходится Уэсли дядей, никто не знал: в тех редких случаях, когда Уэсли разговаривал с ним при актерах, он называл его «мистер Джордах», а Рудольф, обращаясь к племяннику, говорил ему «мистер Джордан».

Фрэнсис и Уэсли пришлось пройти мимо столика, за которым сидели Рудольф и Доннелли. Рудольф улыбнулся им, встал и сказал:

— Добрый вечер, молодые люди.

Уэсли пробормотал что-то невнятное, а Фрэнсис улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой и сказала:

— Какой заговор против нас, бедных актеров, готовят джентльмены в этой шумной берлоге?

Уэсли поморщился.

— Напротив, мы хвалим вас — двух таких талантливых актеров, — сказал Рудольф.

— А вы человек вежливый! — хихикнула Фрэнсис. — Какая восхитительная ложь.

Доннелли что-то буркнул.

— Пожалуйста, садитесь, — сказала Фрэнсис. — В Голливуде никто никогда перед статистами не встает.

Уэсли снова поморщился.

Рудольф сел. Доннелли мрачно уставился в стоящий перед ним стакан. За все время съемок никто еще не видел, чтобы он улыбнулся.

— Мистер Доннелли, — кокетливо сказала Фрэнсис, — раньше я не смела, а теперь, когда картина почти закончена, мне хотелось бы сказать вам, что я восхищена вашей работой. Я еще не видела отснятого материала и не знаю, как он выглядит на экране, но мне никогда не было так удобно двигаться перед камерой, как в ваших декорациях. — Она засмеялась, словно смущенная собственной смелостью.