Основывается ли версия Анны Комниной на достойных доверия документах, или же это плод ее воображения? Во всяком случае, верно одно: она не ошибается, говоря о неистовой решимости Боэмунда и цели, которой он отныне следовал — обрушить власть византийцев, подняв ради этого Запад на новый крестовый поход. Для ее достижения ему требовалась поддержка понтифика, короля Франции и правителей Западной Европы. Их Боэмунду обеспечило его дипломатическое мастерство.

«В то время как Танкред наращивал силы княжества Антиохийского, Боэмунду в Европе удалось организовать свой крестовый поход — отчасти благодаря тому ловкому умению, с которым он сумел распространить в Италии и во Франции истории, выставляющие в выгодном свете его, а в невыгодном — «ненавистных» греков, что нашло отражение во всей последующей западной историографии»[688].

Нельзя было лучше выразить в нескольких строках цели, неустанно преследуемые Боэмундом на Западе, и указать на использованные ради их достижения «средства массовой информации», на их успех и воздействие.

С момента возвращения в свои апулийские земли Боэмунд заботился о своей «рекламе». Он и раньше не забывал поддерживать контакты с Южной Италией, извещая о победах, одержанных благодаря ему «воинами Христа». Известно, что на следующий день после разгрома Кербоги под Антиохией он велел послать в церковь Святого Николая в Бари богатый шатер атабека, что попутно подчеркивало его роль военачальника победоносных армий[689]. На сей раз он сам доставил с богатого реликвиями, пышного Востока несколько драгоценных талисманов: так, церкви Святого Савина в Каносе он принес в дар две иглы из тернового венца Христа, на которых еще можно было различить следы крови Искупителя[690]. Его слава росла изо дня в день. Если верить автору «Истории священной войны», благоволившему норманну, с момента прибытия Боэмунда в Италию красноречивый Даимберт Пизанский представлял его во всех городах как «истинного рыцаря и мученика Христова». Популярность рыцаря граничила с преклонением: народ стекался толпами, «словно желая увидеть самого Иисуса Христа»[691].

Нам мало известно о деятельности Боэмунда в то время. Вероятно, вскоре он приступил к закладке флота, необходимого для осуществления его замыслов, о которых он поведал папе римскому Пасхалию II; его друг Даимберт вскоре тоже предстал перед папой, чтобы защитить свое дело, — очевидно, его победа лишь укрепила положение Боэмунда. О точной дате его встречи с папой римским ничего не известно[692]. Мы не можем утверждать, что их переговоры состоялись до этой даты, но это все же возможно.

Что произошло в ходе этой встречи, какие соображения руководили папой, когда он выносил решение в пользу предприятия норманна? Пасхалий II, безусловно, доверил Боэмунду vexillum sancti Petri (хоругвь святого Петра) в знак папского согласия на будущий крестовый поход и дал ему в помощники Бруно де Сеньи, чтобы проповедовать поход на Западе, особенно во французском королевстве. Мог ли папа римский отказаться от проекта, представленного блистательным героем Первого крестового похода, особенно после поражения вспомогательного похода в 1101 году?[693]

Однако знал ли понтифик о намерении Боэмунда напасть на Алексея, поддерживал ли он этот замысел? Историки придерживаются различных взглядов на этот счет. Большинство из них утверждает, что папа разделял предубеждение Боэмунда и с самого начала поддерживал его затею против Алексея, который, по его мнению, был склонен к союзу скорее с турками, нежели с крестоносцами[694]. Один лишь Джон Роу в волнующей защитной речи пытается снять с папы вину за эту «ошибку», представляя его жертвой, введенной в заблуждение хитростями Боэмунда; последний якобы говорил с папой лишь о крестовом походе на Восток[695].

Конечно, нельзя полностью исключить, что Боэмунд во время встречи с понтификом представил свой план в этой условной форме. Зато гораздо сложнее допустить, что Пасхалий II долгое время мог не знать об истинных намерениях Боэмунда, который повсюду, в компании легата Бруно де Сеньи, открыто призывал к походу «против неправедного византийского императора», ответственного за все беды крестоносцев, включая тех, кто в 1101 году был истреблен турками, как говорили тогда, с согласия басилевса. Кроме того, разве решился бы Боэмунд полностью скрыть от папы свой замысел так или иначе напасть на Византийскую империю, рискуя из-за этого во время своих дальнейших призывов к походу внезапно лишиться папского одобрения? Сложно поверить в то, что подобный вариант развития военных действий не был хотя бы раз упомянут во время их встречи.

Согласился ли Пасхалий II с идеей нападения на Византию? Не нашел ли в нем Боэмунд решительного противника такого проекта — и тогда не пришлось ли ему пойти на все дипломатические хитрости и уловки, на какие он был способен, чтобы убедить папу? Конечно, норманн сделал все, чтобы Запад воспринимал византийскую империю как порочную и продажную державу, враждебную христианам и сотрудничавшую с турками. Норманнский Аноним, как видно, не упустил возможности распространить эту идею, но в этом он не был ни единственным, ни даже первым. То время действительно было отмечено глухой и глубокой враждебностью к грекам.