Адамберг расставил ловушку, как ему казалось, с детской непосредственностью и был очень собой доволен. Классическая мышеловка, спору нет, зато надежно. И еще была там одна задумка, на которую он очень рассчитывал. Сидя за дверью палаты, он ждал — вот уже вторую ночь. Слева, в трех метрах от него, затаился Адриен Данглар, лучший нападающий в Конторе, как ни парадоксально это звучит. Его вялое тело распрямлялось в действии подобно пружине. Сегодня вечером Данглар оделся с особой элегантностью. Слегка мешал бронежилет, но снимать его Адамберг запретил. Справа от комиссара стоял Эсталер, который видел в темноте ничуть не хуже Пушка.

— Ничего не выйдет, — сказал Данглар, чей пессимизм всегда возрастал во мраке.

— Выйдет, — в четвертый раз возразил Адамберг.

— Смешно. Аронкур, гостиница. Слишком грубо, он не попадется.

— Почему же. Теперь молчите, Данглар. Эсталер, осторожнее, вы слишком шумно дышите.

— Извините, — сказал Эсталер. — У меня аллергия на весеннее цветение.

— Тогда высморкайтесь сейчас как следует и сидите смирно.

Адамберг встал в последний раз, чтобы задернуть занавеску еще на десять сантиметров — темнота должна быть безупречно отлажена. Убийца двигается бесшумно, это подтвердили и сторож в Монруже, и Грасьен, и Франсина, так что они не успеют приготовиться к его появлению, заслышав шаги. Надо увидеть его до того, как он увидит их. В углах, где они прятались, должно быть темнее, чем возле двери, под которую просачивался свет из коридора. Адамберг снова сел, сжимая в руке выключатель. Он нажмет его, как только убийца отойдет на два метра от двери. Потом Эсталер прикроет выход, а Данглар возьмет преступника на мушку. Отлично. Его взгляд задержался на кровати, где спала, полностью успокоившись, та, которую он пришел защитить.

Пока Франсина отдыхала под надежной охраной в гостинице Аронкура, в ста тридцати шести километрах от нее, в больнице Сен-Венсан-де-Поль, Тень посмотрела на часы. В двадцать два пятьдесят пять она без малейшего скрипа открыла дверь бельевой и медленно двинулась вперед со шприцем в правой руке, всматриваясь по пути в номера палат. Вот 227-я, дверь оставили открытой на ночь. Тут лежит Ретанкур под надежной охраной сони Меркаде. Тень обошла рьяного служаку, но он даже не шелохнулся. Посреди палаты, под простынями, отчетливо виднелась здоровая туша лейтенантши. Она спала, свесив руку, вот спасибо.

Сначала она возникла в поле зрения Адамберга, но у него даже не екнуло сердце. Он нажал большим пальцем на выключатель, Эсталер преградил доступ к двери, Данглар ткнулся пистолетом ей в спину. Тень не вскрикнула и не произнесла ни слова, пока Эсталер надевал ей наручники. Адамберг подошел к кровати и запустил пальцы в волосы Ретанкур.

— Поехали, — сказал он.

Данглар и Эсталер вытащили свою добычу из палаты, а Адамберг, выходя, не забыл погасить свет. Перед больницей стояли две машины уголовного розыска.

— Ждите меня в офисе, — сказал Адамберг. — Я быстро.

В полночь Адамберг постучал к доктору Ромену. В пять минут первого тот наконец открыл ему, всклокоченный и бледный.

— Ты охренел, — сказал Ромен. — Чего тебе от меня надо?

Доктор с трудом держался на ногах, и Адамберг дотащил его на тапочках-лыжах до кухни, усадив на тот же стул, что и в тот вечер, когда они обсуждали «живую силу дев».

— Помнишь, о чем ты меня просил?

— Ничего я у тебя не просил, — тупо сказал Ромен.

— Ты просил меня найти старинное средство против истомы. И я тебе обещал, что найду.

Ромен поморгал и положил отяжелевшую голову на руки:

— И что ты мне нашел? Журавлиный помет? Свиную желчь? Или мне надо выпотрошить курицу и вывалить на голову теплые кишки? Знаю я твои старинные рецепты.

— И что ты о них думаешь?

— Ты из-за этой хрени меня разбудил? — Ромен протянул затекшую руку к коробочке с лекарствами.

— Послушай, — сказал Адамберг, удерживая его.

— Тогда вылей мне воды на голову.

Адамберг повторил операцию, растерев ему голову грязной тряпкой. Потом порылся в поисках мусорного мешка, раскрыл его и положил между собой и Роменом.

— Вот она, твоя прострация вместе с истомой, — сказал он, кладя руку на стол.

— В мусорном мешке?

— Ты совсем никуда не годишься.

— Ну.

— Тут она, — сказал Адамберг, показывая на желто-красную коробочку со стимуляторами, и выбросил ее в мешок.

— Оставь мне таблетки.

— Нет.

Адамберг встал и открыл все валявшиеся на столе упаковки в поисках капсул.

— А это что? — спросил он.

— Гавлон.

— Я вижу. От чего он?

— Желудочный гель, я всегда его принимал.

Адамберг собрал в одну кучку коробки с гавлоном, в другую — с энергилем и в три приема смахнул их в мусорный мешок.

— И много ты их сожрал?

— Сколько мог. Отдай назад мои штучки.

— Твоя прострация в твоих штучках. Внутри капсул.

— Что, я не знаю, что такое гавлон?

— Ты не знаешь, что внутри.

— Гавлон, старик.

— Нет, это адская смесь из журавлиного помета, свиной желчи и теплых куриных кишок. Я отдам их на анализ.

— Ты сам никуда не годишься, Адамберг.

— Послушай меня, сосредоточься насколько можешь, — Адамберг взял его за руку: — У тебя есть замечательные друзья, Ромен. И подруги — Ретанкур, например. Они за тобой ухаживают и избавляют тебя от многих хлопот, не так ли? Ты же сам в аптеку не ходишь, а?

— Нет.

— Тебя навещают каждую неделю и приносят лекарства?

— Да.

Адамберг завязал мусорный мешок и положил рядом с собой.

— Ты все это заберешь? — спросил Ромен.

— Да, а ты будешь пить и писать, сколько сможешь. Через неделю встанешь на ноги. За гавлон и энергиль не беспокойся, я сам тебе их принесу. Настоящие. Потому что в твоих капсулах — треклятый журавлиный помет. Или прострация с истомой, как тебе больше нравится.

— Что ты несешь, Адамберг? Ты даже не знаешь, кто мне их приносит.

— Знаю. Одна твоя добрая знакомая, которую ты высоко ценишь и уважаешь.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что в эту минуту она сидит в моем кабинете в наручниках. Потому что она убила восемь человек.

— Ты шутишь, старик? — помолчав, сказал Ромен. — Мы говорим про одного и того же человека?

— Редкая умница. Одна из самых опасных убийц. Ариана Лагард, лучший судебный медик Франции.