— Пошлите за помощью, — предложил Рутилий.

— Уже послали. Но у нас почти нет шансов ее получить. А вы уже здесь и должны нам помочь.

— Должны? — переспросил Рутилий.

— Между Месопотамией и Римом заключен договор о взаимопомощи… — поспешно напомнил Дионисий.

— Но это не значит, что именно мы должны оказать помощь, — попытался ускользнуть от столь почетной обязанности трибун. — Я охраняю Цезаря и не могу ввязываться в подобные конфликты.

— Значит, вы оставите нас на произвол судьбы? — Дионисий повернулся к Цезарю. — А как же договор? «Любые военные силы, оказавшиеся в районе военных действий, должны прийти на помощь…» — процитировал префект пункт договора.

У Дионисия дергалась щека и дрожали губы. Элию хотелось думать, что префект боится за свой город.

— Хорошо, мы поможем.

Когда они вышли из дворца, Рутилий спросил:

— Такой пункт действительно есть?

— Да, — подтвердил Цезарь.

— А если бы его не было, ты бы ушел или остался?

— Сколько они продержатся с нами?

— Месяц. Если действительно варваров десять тысяч.

— За месяц к нам придет помощь из Сирии и даже из Рима. А без нас?

— День… Может быть. Но я бы на месте Дионисия попросил тебя убраться отсюда как можно скорее. Тогда варвары пройдут стороной.

— Варвары никуда не денутся. А вот Цезаря Рим может попытаться спасти.

Какой-то бродячий маг в черном балахоне остановился на пороге дома и пристально смотрел на римлян. Вернее, смотрел только на Элия. И даже не так — он смотрел на его изуродованные, затянутые в ортопедические башмаки ноги. Во взгляде его было отвращение. Повинуясь странному наитию, Элий шагнул к дому. Маг в ужасе отшатнулся и захлопнул дверь.

Рутилий решил расположиться во внутренней крепости Гостилиана — здесь преторианцы не будут мозолить глаза местному гарнизону, начальник которого и так подозрительно косится на римлян. Сказать к слову, к Гостилиану эта крепость не имела никакого отношения. Ну разве что во времена этого императора Нисибис был утрачен и отвоеван вновь. Построенная гораздо позже, после войн с Шапуром II, внутренняя крепость была украшена воротами — уменьшенной копией ворот древнего Вавилона. Архитектор, большой поклонник древней культуры, повторял и подражал вдохновенно, заставляя танцевать на синих глазурованных кирпичах золотых гиппогрифов, кентавров и орлов. Орлов после обретения Месопотамией независимости старательно выковыряли из стен, а кентавры и гиппогрифы остались.

Увидев эти синие глазурованные кирпичи, Элий невольно содрогнулся, вспомнив подлинные ворота Иштар и лежащие за ними развалины.

Пройдя ворота, римляне очутились во дворе, мощенном известняковыми плитами. Асфальт, которым были залиты зазоры, выкрошился от времени, и черная пыль поземкой стлалась по двору. Двухэтажное кирпичное здание с осыпавшейся штукатуркой и выломанными решетками по сравнению с нарядными воротами выглядело неприлично раздетым. В этом здании находился когда-то принципарий[64], преторий[65]и госпиталь. От бараков, что располагались рядом, остались только полуразрушенные здания первой когорты и один из домов центурионов.

Впрочем, римляне уже много лет не квартировали в Нисибисе. Что можно было унести, растащили местные жители. Кассий Лентул с тоской оглядел помещение госпиталя. Повсюду валялись пустые бутылки, окурки. На полу операционной чернел выжженный круг. Молодежь являлась сюда вечерами петь песни под кифару да курить травку. Хирург втайне понадеялся, что ему не придется здесь оперировать.

Рутилий расположил свой штаб на первом этаже принципария — эти помещения меньше всего пострадали. Преторианцы заняли бараки первой когорты.

— К чему суета? Зачем я все пытаюсь устроить, организовать, запустить, умножить, выделить… тьфу… Зачем так много слов? И еще больше действий. Действий, не ведущих ни к чему. Я один все устраиваю… остальным дела нет… — Меркурий вздохнул.

Он подозревал, что с некоторых пор земля осталась на его личное попечение. Остальные боги просто уснули. А он один носится, суетится и… Мир постепенно сходит с ума. Зимой стало жарко, как летом. Весной полили дожди. Высохшие русла рек в пустынях переполнились мутными бурлящими потоками, смывая животных и людей. Меркурию все это не нравилось, как всегда не нравились сумрачные чертоги богини Белонны в Небесном дворце. Он распахнул дверь в огромный зал, отделанный черным мрамором, и тут же зажмурился, ослепленный вспышкой скрещенных мечей. Даже сквозь веки Меркурий видел снопы искр. Осмелился приоткрыть глаза. И вновь вспышка — ярче прежней. Кто с кем сражается, Меркурий не разглядел. Слышался шорох одежды, свист рассекаемого воздуха, звон металла. Две фигуры, похожие на тени, мелькали, носясь друг за другом. Внезапно горячее дыхание, смешанное с запахом разогретого металла, обдало лицо. Меркурий вновь зажмурился.

— Бедняжка, кажется, он испугался! — рассмеялась Белонна, обнимая Меркурия мощной дланью за шею.

— Боги ничего не боятся, — отозвался второй женский голос, и Меркурий узнал голос Минервы. — Иначе бы они ужаснулись тому, что творят.

— Зачем ты пришел? — спросила Белонна. — Ведь ты никуда никогда не приходишь просто так, старый жулик!

— Разве я стар? — обиделся Меркурий. Последовала неловкая пауза. О старости с некоторых пор в Небесном дворце не принято было говорить.

— Говорят, Юнона красит волосы, — хихикнула Белонна. — И ты тайком таскаешь для нее краску из парфюмерной лавки в Лютеции.

Но Меркурий вовсе не собирался вести разговор о старости и седине.

— Вы слышали про бога войны Сульде?

— Как же, как же! О нем только все и говорят. И здесь, и на земле. Кровавый и наглый восточный божок!

— Не хочешь с ним сразиться, Белонна? — поинтересовался Меркурий.

— Ну нет! Есть боги и помоложе. Кажется, твой братец Логос неплохо выступал на арене, когда был гладиатором. Так пусть померяется силой с этим Сульде. Который, кстати, и богом-то в прямом смысле не является.

— Бог разума будет сражаться с богом войны! — изумился Меркурий. — Белонна, где ты видела такое?!

— Опыт гладиатора ему пригодится.

— Богиня мудрости! — обратился Меркурий к Минерве. — Бог разума не может противостоять богу войны. Так не бывает.

— Именно так и бывает.

— Девочки мои дорогие! — взмолился Меркурий. — Вы что, сговорились? На верную гибель посылаете мальчишку несмышленого!