Казалось, Виллем вот-вот выйдет из себя.

Жуглет улеглась на сундук.

— А-а… Значит, тебе нужна подруга покладистая, пассивная во всем, и чтобы она вдобавок спала с тобой.

— Нет, не так, и ты понимаешь это, — раздраженно сказал Виллем. — Я никогда не говорил, что женщина должна быть уступчивой и бездейственной. Вспомни хотя бы, как себя вела моя сестра, и я допускал это. Но с другой стороны, подумай, к чему такое отношение привело! Все должно происходить… нормально — теперь я понимаю, как это важно. — Он в отчаянии махнул рукой. — А то, что у нас с тобой, не нормально.

— Скорее, необычно. — Жуглет машинально стряхнула пыль с подоконника. — Но замечательно — по крайней мере, я так думаю.

Виллем с ворчанием повернулся на постели.

— Наверно, было бы легче, будь ты и в самом деле мужчиной, — тоном обвинения заявил он.

Жуглет рассмеялась.

— Думаешь, меня не посещали те же мысли?

— Я имею в виду, было бы легче для меня, — проворчал Виллем. — Если бы ты была или мужчиной, или дамой. Тогда я, по крайней мере, знал, что с тобой делать!

— Я могу быть дамой, — визгливо захихикала Жуглет, соскочила с сундука, быстро пересекла комнату и уселась рядом с ним на постель. — Ох, мой господин Виллем, я весь день сидела тут, рукодельничала, думала о тебе и о том, как мне повезло стать твоей невольницей. — Преувеличенно подражая Линор, она изящно прижала руки к груди, покачивая головой чисто женским движением. — У меня был такой интересный день! Сначала я чесала шерсть, потом пряла шерсть, а потом ткала из шерсти гобелен, на котором изображено, как ты побеждаешь в большом-пребольшом турнире, а потом мой мозг вытеснила шерсть, и еще у меня клочок шерсти между ног, не хочешь посмотреть?

Она сбросила тунику и стянула штаны, все так же пронзительно хихикая. Кроме чисто женской привлекательности именно эту игривость так любил в ней Виллем.

— Ты бесстыдная шлюха, — пробормотал он и притянул ее к себе.

22 июля

После дождя воздух был так прозрачен, что Эрика узнали еще на расстоянии мили от поместья. Линор, взволнованная тем, что он так быстро скачет — по-видимому, с каким-то безотлагательным тайным поручением, — начала одеваться, чтобы принять его. Пребывая в легкомысленном настроении, она подумала, что, может, стоит даже порадовать его, надев что-нибудь с низким вырезом, и теперь, стоя в одной сорочке, выбирала между темно-фиолетовым платьем из Фландрии и зеленым из Дуэ.

Внизу Мария как раз приказывала управляющему и повару принести вина и тарелку с фруктами и сыром, когда ее племянник, не дождавшись, пока о нем доложат, ворвался через переднюю дверь — грязный, запыхавшийся, с пылающим лицом.

Во время путешествия Эрик несколько успокоился, а в какой-то момент даже задумался, не стоит ли вернуться ко двору, но потом решил, что нужно, по крайней мере, получить от Линор объяснение. На протяжении десяти миль он окончательно разуверился в изложенной Маркусом истории, страстно желая услышать, что его кузина скажет в свою защиту, и решил, что поверит всему, что бы это ни было. Однако стоило ему представить себе ее лицо, улыбающиеся губы и дразнящие глаза, так противоречащие ее холодной невинности… Его разум упрямо твердил, что она на самом деле способна на все, и он не находил убедительных слов для возражения.

Приближаясь к Долю, Эрик снова распалился и, завидев поместье Виллема, пустил коня бешеным галопом. Все сильнее проникаясь уверенностью в греховности Линор, он испытывал странное победоносное чувство.

— Где она? — завопил он из дверного проема, даже не поздоровавшись с Марией.

— Племянник… — пролепетала она, потрясенная его диким видом.

Он отшвырнул ее в сторону.

— Она у себя?

— Конечно, — вежливо ответила Мария. — Одевается, чтобы встретить тебя.

— Да уж, не сомневаюсь!

Эрик хрипло рассмеялся, выскочил из зала и бросился в дальний конец маленького, залитого солнцем внутреннего двора. Мария последовала за ним так быстро, как только могла. Слуги во дворе проводили его безразличными взглядами и вернулись к своим делам. Здесь все хорошо знали молодого сеньора.

Юноша понесся вверх по лестнице — последний раз он поднимался по ней на руках у своей няни — и ударом ноги распахнул большую дубовую дверь, на которую много лет со жгучим любопытством смотрел лишь снизу.

При виде кузена Линор вскрикнула, испуганная тем, что он ворвался сюда, когда она полуодета. Он выхватил меч, а потом и нож из-за пояса, точно перед ним была не беззащитная девица, а сарацин. Выпученные глаза его пылали злобой, на висках блестел пот.

— Шлюха! — выкрикнул он, точно плюнул. Предвидя, что она попытается сделать, Эрик метнулся к постели, уронил нож, сбросил халат Линор на усыпанный тростником пол и схватил ее за запястье. Она закричала от страха и боли. Он с силой толкнул ее на пол у изножья кровати. Девушка изумленно уставилась на него.

Грязным сапогом он наступил на край льняной сорочки, пригвоздив Линор к полу, и приставил кончик меча к ее животу. Она коротко вскрикнула, но замерла неподвижно.

— Покажи мне, ты, шлюха! — приказал он с побагровевшим лицом. — Ты опозорила нас всех на веки вечные! Покажи мне эту проклятую розу!

— Что? — растерянно пробормотала она, от ужаса не понимая, о чем он.

Летняя сорочка едва прикрывала соски, и Линор судорожно прижала к груди руки.

— Хватит разыгрывать передо мной неприступность! — закричал Эрик.

Отбросив меч, он опустился на колени, схватил подол рубашки и разорвал ее значительно выше колен, обнажив бедра.

Линор закричала так пронзительно, что собаки во дворе начали лаять. Внезапно совсем рядом послышался голос Марии, громко окликающей дочь.

Трясущимися руками Линор отчаянно пыталась стянуть края разорванной сорочки, но Эрик с силой ударил ее по щеке и разорвал ткань еще дальше. Линор задрожала, подняла руки к лицу и спросила умоляюще:

— Эрик, что ты делаешь?

Однако это лишь воспламенило его и придало решимости. Перепуганная красавица попыталась съежиться, но он наступил на ее правую ногу, а левую оттянул в сторону, так что она оказалась распростерта на полу. Загрубелыми руками схватив голое бедро, он принялся выворачивать мягкую бледную плоть.

— Эрик! — завопила она от боли и ужаса.

— Где роза? Покажи мне доказательство!

В конце концов до нее дошло.

— Мое родимое пятно? — тяжело дыша, спросила она. — Это все из-за моего родимого пятна?

Продолжая стискивать пальцами ее бедро, он прошипел:

— Покажи мне. Сядь и покажи мне его, или я сломаю тебе шею прямо сейчас, а не потом.

С трудом сдерживая рыдания, Линор села и нервным движением задрала край сорочки выше места разрыва. От этого зрелища сердце у Эрика заколотилось. Даже истерзанная, она была чудо как хороша, но он не стал задерживать взгляд на ее лице — то, что было ниже, гораздо больше привлекало его внимание.