кричит на Фредди. Фредди кричит на Тома.

«Я убийца!»

«Ты убийца!»

Я начала регулярно плавать в море, хотя заходила только в спокойную воду. Оказалось, что нет лучшего начала дня, чем ледяной шок от раннего купания, за которым следует поток горячей воды в капризном душе Глэдис. Однажды утром я снова столкнулась с Дафной.

– В газетном киоске продаются гидрокостюмы, – сказала она мне. – Сможете плавать круглый год, как я.

Она была права. Все стало совсем иначе. Я не могла поверить в то, насколько сильно изменилась. Словно превратилась в полную противоположность прежней Сары.

– Давай научу тебя серфингу, – предложил Стив. – У меня есть запасная доска.

Но каждый раз, когда ко мне приближалась волна, я вопила, уверенная, что она собирается унести меня в наказание за все сотворенные преступления.

– Мы продолжим попытки, – сказал Стив, помогая мне выбраться на пляж. Меня трясло от облегчения, что я наконец-то на суше. – Однажды ты освоишься.

«Однажды» предполагало будущее. Которого у меня быть не могло. Потому что рано или поздно кто-нибудь где-нибудь меня найдет. Это только вопрос времени.

Мы начали вместе навещать Глэдис; несмотря на проблемы со здоровьем, она, казалось, окрепла.

– Говорила же тебе, что он хороший парень. – Глэдис с одобрением глядела на мою ладонь в его руке. – Приходи ко мне в любое время по своему усмотрению.

Похоже, Глэдис хотела видеться со мной и наедине. Возможно потому, что у нас были общие интересы: гончарное дело и ее любимый коттедж. Это превратилось в еженедельное мероприятие – обычно пятничное.

– Какие красивые гладиолусы, – воскликнула она, когда я принесла охапку. – Этот абрикосовый всегда был моим любимцем.

– Они только что подошли, – сказала я.

– Знаю. – Ее глаза блеснули. – Луковичные так делают. – Затем взгляд стал мечтательным. – Помню, как посадила их много лет назад. Твой Стив только что вернулся из Лондона. Мои пальцы поразил артрит, поэтому он помогал мне.

– Мне он тоже помогает, – заметила я.

Глаза Глэдис снова блеснули.

– Вижу.

Я почувствовала, что краснею.

Всякий раз, навещая ее, я приносила небольшой подарок из сада. Иногда то, что вырастила сама, например, карликовые бобы, а иногда то, что технически все еще принадлежало Глэдис, например, ее сочные сливы «виктория».

– Восхитительно, – сказала она, когда мы сидели в саду дома престарелых. – Когда-то я с ними выиграла первый приз на деревенской выставке. Почему бы тебе не выставить их за меня этим летом?

– Не могу. Они же не мои.

– Нет, можешь. И они твои. Вы – арендатор. – Затем она хихикнула. – У тебя сок течет по подбородку.

– У вас тоже!

– Позволь-ка. – Она достала кружевной носовой платок и промокнула мне лицо. Я в ответ сделала то же самое.

– Знаешь, – задумчиво сказала Глэдис, – это хорошее место. Но я скучаю по своему маленькому коттеджу.

– Мне жаль.

И тут мне в голову пришла идея.

– А что, если мы со Стивом привезем вас в гости? Он мог бы погрузить вашу коляску в фургон.

– И вы это сделаете?

– Конечно.

Почему я не подумала об этом раньше?

Когда мы вкатили Глэдис в дом, ее лицо было не описать.

– Мне нравится, как ты тут все обустроила, – сказала она. – И только посмотри на мой старый ковер в холле. Идеально. Я купила его во время путешествия в Турцию.

– Я и не знал, что ты там была, – сказал Стив.

– Еще когда училась в школе искусств. – В глазах Глэдис блеснул огонек. – У стариков тоже есть жизнь, знаешь ли! А теперь покажи мне, что ты сделала с моей студией.

Из-за этого я немного беспокоилась. Мое сердце бешено колотилось, пока Стив катил Глэдис по садовой дорожке, а она восклицала о том, насколько все аккуратно и как прекрасно выглядят марроу с их желтыми цветами-трубочками.

Затем я открыла дверь старого сарайчика.

Глаза Глэдис расширились.

– Не верю в это, – произнесла она, оглядывая печь и круг, мешки с глиной, ветхие полки с керамическими изделиями и коврик Джаспера на полу.

– Понимаете, я не хотела ничего менять, – сказала я. – Когда только вошла сюда, все показалось мне идеальным.

– Спасибо, – тихо ответила Глэдис. – Я рада. Честно говоря, думала, что ты, возможно, превратила это место во что-то вроде юрты или как там это теперь называют.

Затем ее взгляд остановился на кружках цвета голубых утиных яиц.

– Мне нравится этот оттенок. Как ты его добилась?

– Почему бы мне не показать? Я как раз собиралась замешать еще одну глазурь лазурно-голубого цвета. Он очень популярен. Как думаете, сможете мне помочь?

– Хочу этого больше всего на свете!

Мы провели чудесный день. Стив принес бутерброды, а затем тактично удалился.

– Вижу, вы, художницы, заняты, – сказал он.

– Совершенно верно, – ответила Глэдис. – Но если у тебя есть немного свободного времени, я бы не отказалась от смазки моей коляски. Она довольно скрипучая.

– Уже сделано.

– Вот чем мне нравится этот мужчина. Он всегда на шаг впереди!

Глэдис была такой же. Она научила меня наносить глазурь немного другими мазками, что создавало новую текстуру.

– Мне нравится, – сказала я, ставя керамику в печь.

Глэдис выглядела довольной.

– Этот маленький трюк я придумала сама. Знаешь, думаю, мне пора. Персонал строго относится ко времени приема пищи. Но у меня выдался чудесный день. Никогда его не забуду.

– Приходите еще, – сказала я.

Ее глаза засияли.

– Я бы с удовольствием!

Мне пришло в голову, что после смерти матери мне не хватало заботы кого-то старшего.

– Я принесу кружку, как только она высохнет.

– Это было бы замечательно. Неплохо показать остальным, что я все еще гончар.

– Вы навсегда останетесь гончаром, – ответила я. – Этого у вас никто не отнимет.

Она похлопала себя по щеке, намекая, что я должна ее поцеловать. Кожа Глэдис приятно пахла, а цвет лица был удивительно ровным, несмотря на морщины.

– Ты хорошая женщина, Сара, – сказала она.

Если бы только она знала.

Глава 51

Шло время. Миновало уже два года с тех пор, как уехал Фредди. Я смогла бы притвориться, что в прошлом ничего особенного не произошло, если бы не постоянное ожидание его очередного звонка.

Иногда молчание тянулось месяцами. Каждый раз я накручивала себя, убеждала, что он умер или забыл обо мне. «Думает только о себе», как говорил Том. Но потом мой мальчик звонил, всего лишь на минуту или две. Достаточно, чтобы сообщить, что жив. И недостаточно, чтобы расспросить его как следует.

– Где ты? – спрашивала я.

– Тебе лучше не знать.

После этого я снова и снова прокручивала наш разговор, пыталась запомнить каждое слово. Хранила их в голове, словно драгоценные