Некоторое время слон стоял сравнительно спокойно, и охотники могли обдумать планы на будущее. Чувствуя себя в данный момент в безопасности, они даже забыли о своем тяжелом положении.

Но вскоре к ним снова вернулась тревога. Они задали себе вопрос: сколько времени придется еще просидеть на дереве?

Хотя никто не мог ответить на этот вопрос, всем было понятно, что осада обещает затянуться, быть может, она продлится гораздо дольше той, какую пришлось недавно испытать: бродяга был крайне озлоблен и жаждал мести, а его мрачный вид доказывал, что он не скоро отсюда уйдет. Охотники снова встревожились. Их положение было не из приятных: приходилось сидеть верхом на тонких ветвях. Мало того, в случае если осада затянется, им, как и большинству осажденных, будет угрожать голодная смерть. Еще выходя из дому, они были голодны, как волки. Они лишь наспех позавтракали и с тех пор ничего больше не ели, так как некогда было приготовить обед. Было уже далеко за полдень, и, если враг останется здесь на всю ночь, им придется лечь спать без ужина. Лечь спать? Не тут-то было! Видно, в эту ночь нельзя будет ни лежать, ни спать. Разве уснешь на этих жестких ветках! Если они хоть на миг потеряют сознание, то свалятся прямо на своего безжалостного врага. Даже если они привяжут себя к дереву, все равно на таком ложе не уснуть.

Итак, в тот вечер не приходилось думать ни об ужине, ни о сне. Но вскоре они подверглись новому испытанию, еще более мучительному, чем голод или дремота. Это была жажда.

Весь день, с самого утра, они были в непрестанном движении: карабкались по деревьям, пробирались в густой чаще, несколько раз находились на волосок от смерти; естественно, что у них давно пересохло в горле и они начали изнемогать от жажды. Вдобавок совсем близко внизу блестела вода, и от этого жажда усиливалась, становясь нестерпимой.

Довольно долго терпели они эту муку без всякой надежды на избавление. Глядя, как сверкает на солнце озеро и как струится течение в заливе, они переживали поистине танталовы муки. Не видно было конца этим мучениям. Но вдруг у Каспара вырвалось восклицание:

- Гром и молния! О чем мы думаем? Мы сидим на дереве и умираем от жажды, а между тем вода у нас под руками!

- "Под руками"? Хотел бы я, Каспар, чтобы это было так,- возразил Карл довольно безнадежным тоном.

- Ну конечно, под руками. Смотри!

С этими словами Каспар достал свою медную пороховницу, которая была почти пуста. Карл все еще не понимал, в чем дело.

- Что мешает нам,- спросил Каспар,- спустить ее, зачерпнуть воды и снова поднять?.. Есть у тебя веревочка, Осси?

- Да, саиб,- живо ответил шикари, вытаскивая из-за пазухи моток пеньковой бечевки и подавая молодому охотнику.

- Она достаточно длинна,- заметил Каспар и обвязал ее вокруг горлышка пороховницы.

Высыпав порох в мешочек для пуль, он стал спускать пороховницу, пока она не погрузилась в воду. Подождав, пока она наполнилась, он поднял ее и с радостным возгласом подал Карлу, посоветовав ему пить в свое удовольствие. Карл охотно исполнил совет.

Пороховница быстро опустела. Ее опять спустили в воду, наполнили и снова опустошили; так проделывали они несколько раз, пока все не напились. Таким образом сидевшие на дереве охотники избавились от жажды.

Глава XXIII. ГИГАНТСКИЙ ШЛАНГ

Достав благодаря изобретательности Каспара нужное количество воды, осажденные подбодрились и набрались сил. Призвав на помощь философию, они готовы были потерпеть еще некоторое время, как вдруг, к их великому изумлению, на них обрушились целые потоки воды, причем самым неожиданным образом.

Трудно сказать, догадался ли слон, увидя пороховницу, погружавшуюся в воду, или эта мысль пришла ему в голову без всякой подсказки, но в тот момент, когда "фляжка" в последний раз была поднята наверх - не успели еще разбежаться круги по воде,- бродяга кинулся в озеро и глубоко погрузил в воду хобот, словно намереваясь пить.

Некоторое время он оставался неподвижным, очевидно наполняя водой свой объемистый желудок.

Разумеется, он должен был испытывать не меньшую жажду, чем сидевшие на дереве люди, и они сперва подумали, что огромный зверь пошел напиться.

Однако он слишком долго оставался в воде, как-то по-особому ее втягивал, и, казалось, у него была другая цель; в этом охотники скоро убедились, когда он начал действовать. При других обстоятельствах выходка слона могла бы показаться забавной. Но в данном случае зрители сами стали жертвами шутки -если это можно было назвать шуткой,- и, пока она продолжалась, ни у одного из них не было ни малейшей охоты смеяться. Вот как поступил слон: наполнив хобот водой, он высоко его поднял; затем повернулся к дереву и, нацелившись так же спокойно и точно, как астроном наводит свой телескоп, выпустил воду обильной струей прямо в лицо осажденным. Сидевшие рядом охотники были окачены с головы до ног и в несколько мгновений промокли до нитки; одежда их пропиталась водой, словно они провели несколько часов под проливным дождем.

Но слон не ограничился одним душем. Как только запас воды у него иссяк, он снова погрузил хобот в озеро, набрал воды, прицелился и опять выпустил ее им в лицо.

Он продолжал таким образом набирать воду и выбрасывать ее своим мускулистым хоботом; раз двенадцать подряд окатил он охотников.

Положение их было крайне незавидным, так как водяная струя, пущенная с огромной силой, словно из брандспойта, могла их смыть с ненадежного насеста, не говоря уже о том, что такой душ был весьма неприятен.

Трудно сказать, какая цель была у слона. Может быть, у него появилась надежда прогнать их с дерева или