— Именно! Демьян был скопидомом до мозга костей. Агафья не зря говорила, что он и вороны дохлой пожалеет…

— Но кольцо он мне подарил?

— Наверное, ты ему понравилась, — с лёгкостью выкрутился парень. — После гибели Агафьи тот уверовал, что сам Триединый избавил его от опостылевшей жены. Теофан и не подумал возразить. Напротив, стал убеждать — не без помощи магии, конечно — будто Демьяна осенила милость Иллиатара, и теперь ростовщик должен быть благодарен Богу. Его дочь живёт в Ильмарране и в средствах не стеснена, и Демьян, ничтоже сумняшеся, решил завещать своё имущество и вклады тем, кто его похоронит. Он знал, что жрец всенепременно примет участие в похоронном обряде. Как свидетели, на завещании расписались Мирон, Дорий и Кирим — уважаемые представители трёх рас. Демьян намекнул Теофану, что-де Триединый будет доволен его благодарностью, и жрец подарил ростовщику треугл, уверив, что тот убережёт его от зверя. Той ночью Демьян возвращался от жреца…

— Но до дома он так и не дошёл.

— Да, Алесса. Ишицу получил свои души. А жрец — послушного сытого демона-убийцу и деньги ростовщика. Северингский кошмар мог закончиться, если бы в дело не вмешалась одна любопытная кошка, — эльф усмехнулся, глядя, как лёгкий румянец знахарки наливается свекольным оттенком. — Но я тебе благодарен, Алесса, правда! Эта тварь на меня бы не клюнула, а ты своими расспросами насторожила жреца. И подписала себе смертный приговор. Видишь ли, демон не питается плотью. Ему нужны души — он их высасывает через страх жертвы. Люди верят в демонов, а верить в кого-то, либо во что-то — значит, признавать его равноправие или превосходство. Я верю в Пресветлую, Алесса, и в то, что надежда есть всегда. И чхал я на всяких ишицу, будь они хоть трижды горголами! А покойные верили в силу демонов, потому и погибли. И ты поверила.

Девушка согласно вздохнула и, не удержавшись, провела рукой по шелковистым светлым волосам.

— Я испугалась, Вилль. Было страшно, пока ты не пришёл…

— Ты поверила в меня? — лукаво осведомился парень. — А где мой алтарь, безудержные оргии и жертвы? Где мои ватрушки?!

Знахарка рассмеялась.

— Я поверила в аватара! Армалина рассказывала, что Белый Волк, взявший кого-то под ответственность, защищает его до конца.

— Ну-у, защитник из меня пока не очень… Пока! А тогда моя ярость была сильнее, чем твой угасающий страх. Потому ишицу решил меня убить, хотя и не получил такого приказа. Я был помехой. А теперь, — Вилль разогнулся и довольно потянул спину, — всё встало на свои места. Жрец в тюрьме, ишицу уничтожила Природная Магия, и для всех нас скоро наступит Новый Год.

— Вилль, а зачем тебе это? — Алесса кивнула на оплавленные рукояти, в которых сейчас было невозможно угадать былую красоту.

— Нечистых сжигают на костре, дабы изгнать тёмную Сущность. На рукоятях могла остаться какая-то скверна. Решил проверить, не врут… Не тронь!

Но любопытная кошка уже схватила рукоять.

…Алессе показалось, будто в левое плечо воткнули раскалённый штырь, а затем она вспыхнула, как облитые маслом поленья. Огонь был повсюду: выжигал разум и обращал сердце в пепел ненависти, её кожа опадала лохмотьями, обнажая миру новую Сущность. Кажется, она закричала…

… Воздух бил в лицо, но она бежала, не останавливаясь. К тому, кто в ней сейчас отчаянно нуждался. Ноги едва касались влажной травы, и деревья расступались перед нею, и всё же она не могла обогнать проклятое солнце. Живое, голодное.

После мягкого полумрака леса свет ножом резанул глаза. Фигура мальчика на пригорке сияла, залитая белым солнцем. Это было красиво, но она чуяла, что окутавшие ребёнка лучи смертельно опасны. Падая на колени, он яростно рванул воротник.

— Быстрее! Помоги! — скорее, хрип, чем крик.

И она рванулась прямо в пекло, и шлейфом летел за нею спасительный ветер. Раскалённый небесный шар разросся, выплёвывая на землю сгустки белого пламени.

Опоздала.

Кожа ребёнка обуглилась, и только глаза испуганно сверкали изумрудами с почерневшего личика. Белая рубашка окрасилась алым.

Поляну затопил живой огонь. Жадный, ненасытный, как зверь. Он поглотил и небо, и мельницу, и маленькую фигурку, скорчившуюся в сожжённой траве.

Вновь опоздала.

Огонь оказался обжигающе-холодным, как лёд. В лицо пахнуло морозцем, и свет начал меркнуть…

… — са! Алесса, ты меня слышишь? Леська?!

Она услышала и поняла, хотя акцент искажал слова почти до неузнаваемости. Знахарка приподнялась на локтях, с трудом удерживая прямо клонившуюся на плечо голову. Лицо Вилля, постепенно выплывающее из тумана и обретающее чёткость, казалось мертвенно-бледным, а блестящие антрацитовые зрачки окружали узкие ободки расплавленного золота. Эльф, увидев, что она очнулась, резко отстранился, но девушка успела заметить в его понимающем взгляде тень досады. И, может быть, злости.

— Вилль? Это что было? — прошептала знахарка, отирая рукавом мокрое лицо и откидываясь на спинку дивана.

— Твоя глупость! Ммм… матюмачиха, — буркнул парень, комкая в руках подтаявший снежок. — Ты как?

— Страшно… Больно… Под кожу словно углей полыхающих набросали, да заслонкой печной прикрыли… А потом говорит кто-то, мол, иди отсюда, убогая, это мой теперь дом будет… Вилль, это были твои чувства?!

— Ишицу, умирая, попытался завладеть моим телом. Не вышло, — эльф выпустил снежок из ладоней. — На рукояти остались мои эмоции, перемешанные с его желаниями.

— Ты почему молчал? Почему не говорил, что тебе плохо?! — вскричала Алесса.

— Зачем? — аватар безразлично пожал плечами. — Я сильнее его. Это всё, что ты чувствовала?

— Да.

Вилль удовлетворённо кивнул и, хрустя осколками на полу, пошёл к люку. По пути он захватил пустое ведро.

— Хорошо. Знаешь… Я думаю, Теофан видел некий символизм в триединстве жертв. Любовь, ненависть и жадность… Я наберу воды — пригодится.

— Да, — Алесса немного растеряно огляделась. — А веник? Веник есть?

— Я покажшшу, — невесть чем довольный Симка сверкнул горящими глазами.

Эльф прикусил губу, а затем поставил ведро и решительно выложил на стол учебник по зельеделанию. Рукояти, напротив, заткнул за пояс.

— Вот, посмотри, он не опасен, — Вилль ободряюще улыбнулся. — Только не надо совать голову в печь, чтобы проверить, не засорилась ли труба. Обещаешь?

Общественный «журавль» был некогда выстроен для потребностей городской стражи и находился всего в двух шагах от караулки. Но аватар не торопился, сейчас ему было необходимо хоть ненадолго остаться одному. Впрочем, одиночество было скорее относительным — улица с наступлением сумерек заполнилась народом. Бабы повытаскивали из комодов доставшиеся по наследству расшитые платки, мужики сменили валенки на сапоги. Любопытные северингцы спешили по трактирам здороваться со знакомыми и приглядываться к прибывшим впервые иногородцам.