Она вновь увидела его на траве. Он корчился от боли, но губы его были плотно сжаты.

Вот и сейчас он так же поджал их и гневно смотрел на нее:

— Я мог бы оставаться в седле еще три или четыре хороших игровых года. Я собирался потратить их на то, чтобы распланировать свой уход из спорта и хорошенько подумать, хочу ли я стать тренером или подамся в радиокомментаторы. Мне нужно было время, чтобы подготовиться к неизбежному.

— Ты схватываешь все на лету, — сказала она мягко. — Ты все еще можешь наверстать.

— Но я ничего не хочу! — Эти слова, казалось, удивили его самого гораздо больше, чем ее. Его голос превратился в шепот: — Ты понимаешь? Я хочу быть на поле и держать в руках мяч.

Она кивнула. Она это понимала.

Его губы сложились в неприятную усмешку:

— У тебя нет желания заткнуть мне глотку? Очень глупо, не так ли, когда взрослый мужчина, у которого имеется все, о чем другие могут только мечтать, скулит, как побитая собачонка. Я приобрел все деньги мира; у меня есть друзья, дом и машина, но я исхожу на дерьмо только потому, что не могу опять выбежать на поле. На твоем месте я бы хохотал до упаду.

— Мне это вовсе не кажется смешным.

— Отлично! — Он презрительно фыркнул. — Тебе хочется, чтобы я совсем расслюнился? Так вот слушай. Я теперь совершенно не представляю, кто я такой есть. Всю жизнь я был футболистом и сейчас, похоже, не знаю, как стать кем-то иным. Не то что я не могу этого, я просто не понимаю, что мне делать в чужой шкуре.

Она возразила мягко:

— Я думаю, что тебе незачем меняться. Ты сможешь найти себе применение в привычном для тебя мире.

— Ты ничего не поняла! Если я сам не могу играть, то не могу и крутиться вокруг поля. У меня не хватит энтузиазма тренировать безмозглых оболтусов или отпускать шуточки из комментаторской кабины. Я не смогу смотреть на то, что я делаю лучше других.

— Твои возможности шире того, на чем ты зациклился.

— Я футболист, Грейси! И всегда был им! И останусь им, даже если весь мир встанет на уши!

— Я уже говорила тебе, что ты проявил себя как талантливый актер. Тебя ждет блестящее будущее в этом плане.

— С этим все ясно. Это игра, а не работа, и я решил поставить на ней крест. Нет более жалкого зрелища, чем инвалид спорта, лезущий в кинозвезды. Моя популярность заработана потом и кровью, и я не стану распродавать ее по частям.

— Я встретила тебя на новом витке твоей жизни, поэтому ты совсем не кажешься мне инвалидом. И потом, я подметила в тебе очевидный талант в таком деле, где популярность стоит гроши. А ценятся только мозги и хватка. Ты умеешь делать деньги, Бобби Том, и занимаешься этим с большим удовольствием.

— Бизнес действительно нравится мне как процесс, но в нем меня душит отсутствие перспективы, — возмущенно возразил он. — Громоздить миллионы на миллионы и подсчитывать барыши — это не для меня. Имеющихся у меня капиталов мне хватит надолго. Мне не нужны другие дома, меня устраивает мой самолет, а покупка новых моделей машин не чревата большими расходами.

В других обстоятельствах его возмущение заставило бы ее улыбнуться, но он был слишком встревожен, чтобы она могла забавляться сейчас. И все же, о чем говорит этот человек? Он сам, наверное, не представляет, как он хорош, когда сидит, закинув ноги на стол, и, сбив на затылок стетсон, с жаром толкует кому-то по телефону, что свинину еще рановато брать и что дамские парики свое отгуляли.

Она поднялась с пола и подошла к нему:

— Я знаю одно, Бобби Том. Ты любишь делать деньги. Но я знаю и другое. Существует много достойных способов эти деньги тратить, помимо приобретения дорогих игрушек. Тебя ведь очень волнует судьба брошенных ребятишек, попадающих в поле твоего зрения. Вместо того чтобы позволять алчным красоткам обирать себя, ты мог бы сделать для этих детей что-нибудь более существенное. Например, учредить школьные стипендии или открыть центры продленного дня. Ты можешь также вложить деньги в бесплатные пункты питания для нуждающихся или сменить износившееся оборудование педиатрической лечебницы, где ты так любишь бывать. В мире много обездоленных людей, Бобби Том. Футбол дал тебе все. Может быть, наступило время платить?

Он молча смотрел на нее.

— У меня появилась одна идея. Я не знаю, как ты к ней отнесешься, но… Почему бы тебе не подумать об учреждении собственного благотворительного фонда? — Поскольку он ничего не ответил, она решилась продолжить: — Ты сможешь делать деньги для него, а не для себя. Если, конечно, отдашься этому целиком, а не будешь эпизодически подкидывать туда денежки. Твой талант мог бы послужить благотворительной цели.

Он наконец соизволил вымолвить пару слов:

— Это глупо.

— И все же подумай об этом.

— Тут нечего думать. Бобби Том в роли доброго дядюшки! В костюме матушки-самаритянки! Сует всюду свой нос, докучая всем своей назойливостью! Да все, кто меня знает, просто лопнут от смеха!

Он все же казался немного растерянным. Она не собиралась давить на него и улыбнулась.

— Я вовсе не думаю, что, создав свой фонд, ты кого-нибудь удивишь. Такой поступок вполне, в твоем духе.

Она вновь занялась коробкой с его спортивными наградами. Благо, зерно посажено, и, кажется, в благодатную почву.

Он сел на кровать и некоторое время наблюдал за ее работой.

— Клянусь бородой моей бабушки, Грейси, ты сильно разбередила мне душу так сильно, что я совсем позабыл, как привлекательно смотрится твоя попка в этих узеньких джинсиках. Но у меня, кажется, есть шанс исправиться. — Он снял стетсон и похлопал рукой по золотистому покрывалу: — Иди-ка сюда, дорогая!

Грейси вздрогнула:

— Не уверена, что мне нравится выражение твоего лица.

По правде говоря, оно ей очень нравилось. Находясь вместе с ним в этом маленьком помещении, она не раз уже ощущала, как в глубине ее существа что-то сладко екает. Где-то там — в районе сиреневых трусиков.

— Я постараюсь понравиться тебе, Грейси. Если бы ты знала, сколько мучительных ночей я провел в этой клетушке, мечтая раздеть какую-нибудь девочку, ты бы кинулась ко мне со всех ног.

— Неужели ты и здесь что-нибудь себе позволял? Она медленно выпрямилась. Он подтянул ее к себе и поставил между своими раздвинутыми коленями.

— Ты хочешь спросить, раздевал ли я тут кого-нибудь? — Он расстегнул кнопку на ее джинсах и, наклонившись, пощекотал языком обнажившуюся ямку пупка. — Не бойся. Ма хорошо караулила меня. — Его зубы ухватили собачку «молнии» и потянули ее вниз. — Однажды в девятом классе я привел сюда одну нашу с тобой общую знакомую. Но у матерей, видимо, есть радар на такие дела. Она постоянно поднималась к нам с чашками чая, и мне пришлось свернуть свою деятельность в этом плане.

— То есть вы довольствовались задними рядами в кинотеатрах и прогулками вдоль реки?