Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако заметнее всего это снижение было среди студентов и мужчин с низкими доходами и с неполной занятостью или не имеющих работы. Это наводит на мысль, что снижение сексуальной активности обусловлено экономически. В число других возможных объяснений входят «стресс и загруженность современной жизни», «наличие онлайн-развлечений, способных конкурировать с сексуальной активностью», повышенный уровень депрессии и тревожности среди молодежи, пагубное влияние смартфонов на взаимодействие людей в реальном мире, а также то, что «интрижки» уже не так сильно привлекают женщин[879]. Самое последнее Национальное исследование сексуального поведения и образа жизни, проведенное в Соединенном Королевстве, точно так же показало заметное снижение частоты половых контактов, – но это, опять же, никак не было связано с ВИЧ/СПИДом[880]. Супружеские или сожительствующие пары, как правило, вернулись к идее «Никакого секса, пожалуйста, мы британцы»[881], – и скорее всего, как показал тщательный анализ, опубликованный в «Британском медицинском журнале», это связано с «тем, что в 2007 году появился iPhone, а в 2008-м произошел спад мировой экономики»[882]. Примечательно, что в самом последнем Общем социальном исследовании США не наблюдается никаких признаков снижения сексуальной активности среди мужчин и женщин, причисляющих себя к геям, лесбиянкам или бисексуалам: они указывают на наличие трех или более половых партнеров чаще, чем гетеросексуалы. Более 40 % американских геев или бисексуалов заявили, что в минувшем году занимались сексом раз в неделю или даже чаще. Более трети сообщили, что у них было три или более партнеров[883].
И тем временем – что, наверное, и неудивительно в свете представленных данных – ВИЧ продолжает жить. В 2018 году инфекцию диагностировали у 37 968 американцев, 69 % из которых – геи или бисексуалы. Теперь общее число ВИЧ-положительных людей превышает миллион, и чуть более чем у половины «вирус подавлен» при помощи АРТ[884]. Но на ВИЧ уже пятый год подряд приходится лишь малая часть из почти 2,5 миллиона новых случаев заболеваний, передающихся половым путем. Первое место занимает хламидиоз (почти 1,8 миллиона случаев), за ним идут гонорея (более 580 тысяч) и сифилис (115 тысяч). Если говорить о сифилисе, то геи и бисексуалы составляют более половины всех заболевших[885]. Ничто другое не способно с такой кристальной ясностью показать, как неимоверно сложно изменить поведение даже при столкновении с опасными, пусть уже и не смертельными, патогенами. Те, кто надеялся, что в дни COVID-19 маски станут «новыми презервативами», не понимали, сколь удручающей была эта аналогия[886]. Если SARS-CoV-2 является для социальной жизни тем же, чем ВИЧ был для жизни половой, тогда в течение нескольких месяцев после завершения этой книги, заболеют еще очень и очень многие.
Рис против Пинкера
Предсказать очередную пандемию в первые двадцать лет XXI века было не так уж сложно. В 2002 году Мартин Рис, астрофизик из Кембриджа, предложил публичное пари, что к 2020 году «биотерроризм либо биологическая ошибка в рамках одного события приведут к миллиону жертв»[887][888]. Психолог из Гарварда Стивен Пинкер занял другую сторону[889], сказав, что материальные «достижения сделали человечество более устойчивым к природным и антропогенным угрозам и вспышки болезней не превращаются в пандемии». Вот что он утверждал:
…благодаря достижениям в биологии… хорошим ребятам (а их намного больше) легче выявлять патогены, изобретать антибиотики, преодолевающие резистентность микроорганизмов, и быстро создавать вакцины. Примером может служить вакцина против вируса Эболы, разработанная в последние дни чрезвычайной ситуации 2014–2015 годов, когда усилия по поддержке здравоохранения ограничили число погибших двенадцатью тысячами человек, – а не миллионами, как пророчили медиа. Так Эбола вошла в список ложно предсказанных пандемий, где уже были и лихорадка Ласса, и хантавирус, и атипичная пневмония, и «коровье бешенство», а также птичий и свиной грипп. Некоторые из них не имели даже шанса перерасти в пандемию… Другие удалось пресечь посредством медицинского вмешательства и мер по охране общественного здоровья… Журналистские привычки, эвристика доступности и эффект негативности – вот отчего возрастает вероятность [пандемии]. И поэтому я принял вызов сэра Мартина в предложенном пари[890].
Пинкер неявно выступал в поддержку теории эпидемиологического перехода – убежденности в том, что достижения медицины во многом одержали победу над инфекциями и что теперь главной преградой для увеличения продолжительности жизни являются хронические состояния, например рак и болезни сердца. Однако к моменту пари (в 2017 году) Рис оказался в очень хорошей компании. Среди тех, кто верно предвидел пандемию, были Лори Гарретт (2005)[891], Джордж Уокер Буш (2005)[892], Билл Фрист (на выступлении в Богемской роще), Майкл Остерхольм (2005)[893], Ларри Бриллиант (2006)[894], Ян Голдин (2014)[895], Билл Гейтс (2015)[896], Роберт Уэбстер (2018)[897], Эд Йонг (2018)[898], блогер Thoughty2 (2019)[899], Лоуренс Райт (2019)[900] и Питер Франкопан (2019)[901]. Если «серый носорог» когда-либо и появлялся, то им был именно COVID-19.
Но почему это произошло? Во-первых, как мы уже отмечали, оптимизм поколения Мориса Хиллемана – первопроходцев в создании вакцин, – разбился о рифы не только ВИЧ/СПИДа, но и туберкулеза и малярии, против которых эффективной вакцины еще не нашли[902]. Во-вторых, вернулись инфекционные заболевания, которые некогда считались