Все это было написано на сильном, с резкими чертами лице Саона; он открыл было рот, чтобы возразить жрецу, но Чоч-Сидри мягким движением руки остановил его:

— Не спеши, почтенный. Давай спросим людей — о чем они думают, обращаясь к богам? И зачем им нужны боги? Чтобы охранить очаг? Защититься от беды? Обрести удачу? Найти верный путь на суше и в море? Или боги нечто большее, чем охранители, защитники и податели милостей? Что скажешь ты? — Карие глаза Чоч-Сидри остановились на коренастом полуголом кейтабце, с шеи которого свисало ожерелье из перламутровых пластин. Дженнак припомнил, что звали его Данго, и был он старшим над десятью воинами в абордажной команде «Тофала».

Данго запустил огромную пятерню в волосы и сморщил лоб:

— Не часто я говорю с богами, аххаль. Но если случается такое, то перво-наперво надо выбрать бога, который подходит к случаю. Ежели дело торговое, я советуюсь с Одиссом, а коль ноют кости — с Целителем Арсоланом. Сеннам даст совет, как найти дорогу в море… Ну, а если боишься шторма… хмм… Тут уж лучше потолковать с Паннар-Са!

Чоч-Сидри негромко рассмеялся; казалось, упоминание Морского Старика, древнего кейтабского демона, совсем не озадачило его. Он ткнул пальцем в ближайшего из людей Саона, хмурого рослого кентиога с иссеченным шрамами лицом.

— А о чем говоришь с богами ты? И кто из них тебе ближе? Тайонел? Арсолан? Сеннам?

— Да простят они меня, и Мейтасса с Одиссом тоже! Но я чаще обращаюсь к Коатлю, ахау воинов. Я советуюсь с ним, когда точить меч, а когда приготовить побольше стрел или мази, что заживляет раны. Когда-нибудь он даст мне последний совет — натянуть новые сапоги и собираться в дорогу! В Чак Мооль, я хочу сказать!

Он хрипло расхохотался.

— Вот! — со значением произнес Сидри, оборачиваясь к Саону. — Речь идет о совете! Ибо смысл молитвы в том и заключен — посоветоваться с богами! Испросить у них не милости, не помощи и не погибели врагам, но мудрого совета! Лишь слабые надеются, что боги даруют им удачу, победу и высокую сетанну, а ты, Саон, не слаб. А потому запомни: сильным дозволено просить лишь об одном — о милосердии к усопшим. О том, чтобы они ушли в Великую Пустоту не дорогой страданий, а тропами из лунных лучей и радужных шелков.

Саон крякнул и потер побагровевшие щеки ладонями, столь же большими и мозолистыми, как у кейтабцев. Правда, не весла и канаты оставили след на них, а рукоять меча, топорище секиры и древко копья- но в том ли суть? Руки его могли справиться и с веслом, и с канатом; и сам он казался надежным и прочным, будто гранитные скалы на берегу Ринкаса.

Но сейчас санрат был явно смущен. Оглядев своих воинов, он поправил окольцевавший предплечье браслет и пробормотал:

— Наверное, ты прав, Чоч-Сидри. Человек не должен выпрашивать у богов то, что способен сотворить сам, иначе Кино Раа только и делали бы, что выполняли наши просьбы. Ведь человек ненасытен! Стоит даровать ему одну милость, как он уже требует другой, забывая, что и богам нужно поесть, поспать, а иногда и присесть за кустами!

Одиссарцы ухмыльнулись; кейтабцы, более непосредственные, расхохотались. Потом один из них — Руен, стрелок из катапульты — спросил:

— Скажи, аххаль, властвуют ли наши боги в тех краях, куда мы держим путь? Или там они всего лишь духи, лишенные сил и божественной сущности? Услышат ли они нас? И подадут ли совет? Пусть не каждому черепашьему яйцу на этой посудине, но хотя бы нашим светлорожденным вождям?

Руен посмотрел в сторону хогана Чоллы Чантар, затем склонился перед восседавшим на циновке Дженнаком. Кейтабцы за его спиной откликнулись дружным гулом; очевидно, этот вопрос был всем интересен и беспокоил всех. Люди страшились остаться без покровительства своих богов, без их совета и поддержки, и взгляды их невольно обращались к светлорожденным потомкам Шестерых. Хорошо бы сотворить чудо, подумал Дженнак; какое-нибудь маленькое чудо, что укрепило бы сердца людей и подняло их дух. Но творить чудес он не умел и даже о своих пророческих видениях мог только рассказать, но не показать их, как сделал некогда Унгир-Брен на водной глади. Впрочем, хоть Унгир-Брен был далеко, рядом находились его глаза, уста и уши.

Прищурившись, Чоч-Сидри поглядел на солнечный диск и протянул к нему руку, стиснув другой плечо кейтабца.

— Ты видишь око Арсолана в небесах, Руен? Знай же, что за ним, над голубой чашей неба, лежит Чак Мооль, Великая Пустота, откуда прибыли к нам боги и куда они ушли… и куда Коатль в урочное время призовет каждого из нас. Так вот, Руен: все земли, и западные, и восточные, всего лишь зернышко маиса, брошенное на краю бездны, а имя той бездне — Чак Мооль. Сколь малы мы, и сколь велика она! Подул оттуда ветер и принес Великих Шестерых к нашей половинке маисового зернышка. Мог принести к другой — к той, куда мы сейчас плывем. Но это не изменило бы их божественной сущности, верно?

Мореход задумался, потом кивнул:

— Верно! Но мир не похож на круглое зернышко, мой господин. Всем известно, что он плоский, как маисовая лепешка.

— Кому это — всем? — Сидри внезапно насупился, и его лицо с изменчивыми чертами вдруг сделалось старше на половину века. — Всем глупцам, ты хочешь сказать? — Он выдержал паузу и закончил: — Нет, Руен, мир круглый, как твоя голова, если срезать с нее нос и уши. Круглый, как кокосовый орех! И об этом мы знаем давно, не только из Книги Тайн, из строк, написанных Сеннамом. — Задумчивость вдруг покинула Чоч-Сидри, и губы его растянулись в лукавой улыбке. — Ну, раз ты считаешь, что мир походит на лепешку, то скажи, кто сотворил его таким? Кто создал мир и людей?

Руен, хоть и был кейтабцем и, значит, прожженным мошенником, заколебался, понимая, что жреца в делах божественных не переспоришь. Но приятели подталкивали его локтями в бока, и наконец он решился, пробормотав:

— Мы, глупцы, полагаем, что землю, небесный свод и всех живущих под ним тварей вылепил своими щупальцами из ила и глины Паннар-Са. Но лишь Шестеро сделали одних тварей людьми, а других оставили такими, какими создал их Морской Старец. Они, Кино Раа, дали нам закон и Святые Книги, храмы и жрецов, понятия о добре и зле, и о том добре, что копят люди. — Тут Руен хищно ощерился и хлопнул ладонью по сумке, висевшей у пояса; в сумке зазвенело. — Но главное, — продолжал он, — Кино Раа научили нас строить корабли! Ибо что такое человек без корабля? Отрыжка Одисса, блевотина пьяной жабы!

Кейтабцы поддержали его согласным гулом, но Чоч-Сидри лишь покачал головой:

— Возможно, Паннар-Са и создал какой-то мир, похожий на лепешку, но разве что для собственного развлечения. Наш мир, как говорится в Книге Тайн, никто не сотворял. Как никто не занимался творением зверей и птиц, рыб и ползучих гадов. Ты правильно сказал, Руен, боги научили нас многому, но они не создавали людей, не лепили их из глины и не высекали из камня. Когда боги появились в Эйпонне, там было множество племен, кровожадных и диких, как звери, но все-таки отличных от зверей — и видом своим, и повадками.

— Значит, мир и люди существовали всегда? — спросил один из кейтабцев.