– Сахиб, чем же кончились твои скитания? – сняв бесполезный шлемофон, с любопытством спросил я.

– Все, о чем я мечтал, свершилось намного быстрее, чем я ожидал. Очередной караван, который привез партию товаров для моего хозяина, расположился на ночлег рядом с духанами, прямо на базарной площади. Хозяин послал меня к караван-баши, чтобы я пригласил его к нему в гости. На улице уже смеркалось. Чтобы добраться до каравана, необходимо было преодолеть заграждение из сваленных как попало тюков. Перелезая через один из них, я обо что-то споткнулся и растянулся во весь рост в пыли. Тут же услышал чертыханье разбуженного мной человека. Уж очень знакомым показался мне его голос. Когда я встал, отряхиваясь от пыли, глазам своим не поверил. Передо мной стоял как ни в чем не бывало Ислам. Позабыв обо всем на свете, мы проговорили с ним всю ночь. Особенно поразил его мой рассказ о лицемерии и жестокости богатея. Он долго возмущался, назвал нас безмозглыми баранами, кем-то еще, но мне не было обидно, я понимал, что в словах Ислама правда. Потом друг сообщил мне, что его караван скоро должен идти в Кабул и что путь его будет проходить через приграничный городок, ставшей колыбелью нашей искренней дружбы и печальной разлуки.

Мы решили с этим караваном добраться до первого афганского селения, а там видно будет, что делать дальше.

Как духанщик ни упрашивал меня остаться, я был непреклонен. Не хотелось снова расставаться с человеком, ставшим мне родным. Да и до весны здесь много не заработаешь, больше проешь. А дома так ждут денег. От них зависела, может быть, жизнь всей семьи.

В знакомый нам городишко караван пришел под вечер. Узнав, что караван-баши направился к жандармскому начальнику, чтобы побыстрее покончить с формальностями и договориться о переходе границы на раннее утро следующего дня, мы с Исламом решили навестить нашего бывшего хозяина.

Злоба и ненависть клокотали в душе каждого из нас, когда мы подошли к высокому дувалу, ограждавшему байскую усадьбу. Молча перелезли через забор в месте хозяйских достроек и в нескольких местах подожгли скирду иссушенной летним зноем соломы. Огонь медленно набирал силу, казалось, что вот-вот он потухнет, но вдруг налетел воздушный шквал и притаившееся пламя взметнулось огромным столбом ввысь, рассыпая по двору искры. Сразу же занялись деревянные постройки, окружающие роскошный дом богатея, и, наконец, лавина огня захлестнула все, что могло гореть.

Мы были уже далеко от места пожарища, когда толпы напуганных заревом людей кинулись к усадьбе, стремясь если и не тушить, то хотя бы не упустить этого страшного, но любопытного зрелища.

В ту ночь я наконец-то выбрал свой путь в жизни и навсегда распрощался со своей истерзанной юностью… – Он хотел добавить еще что-то, но прозвучала команда «Вперед!».

Начался самый трудный участок рейда. Скалистые ущелья встретили нас напряженной тишиной. От этого создалось впечатление, что горы присматриваются к нам, прежде чем открыть свои тайны. Колонна, пыля и отфыркиваясь бензиновым чадом, неудержимым потоком шла вперед. И столько в ней было достоинства и грозной силы, что горы, удовлетворенные видом ощетинившегося монстра, раздались вширь, открывая взору людей янтарную от бушующей зелени долину. Закрытая для всех ветров низина благоухала всеми ароматами весны. В отличие от пустынных каменистых склонов, дышащих зноем и безмолвием, здесь все жило и трепетало от избытка живительных соков. Стараясь перекричать шум колонны, высоко в небе бесновались жаворонки, в листве кустов испуганно затаились зелено-голубые райские птицы, и над всем этим удивительным и сказочным миром среди скал величаво парили хозяева снежных вершин – орлы.

Вскоре зеленый оазис, словно внезапное наваждение, исчез в шлейфе поднятой машинами пыли. Дорога начала постепенно сужаться и вскоре, стесненная мрачными скалами, превратилась в широкую караванную тропу.

– Теперь начинается наша работа, – сказал Сахиб и вместе со своей группой спрыгнул с бронетранспортера. Вскоре небольшой отряд афганцев скрылся за выступом скалы.

Сквозь сполохи и треск в эфире прозвучали слова с явным афганским акцентом:

– Дорога хорошо, можно двигаться дальше.

Я не сразу понял, что в эфире прозвучал голос Сахиба, уж очень сильно он был изменен.

Колонна, пользуясь данными афганской разведки, уверенно двигалась к намеченной цели.

Душманы, кем-то заранее предупрежденные о нашем рейде, устроили засаду в седловине перевала. Об этом по радио доложил Сахиб, и. пока мы торопливо карабкались к перевалу, спеша на помощь афганцам, над нашими головами уже разгорелся бой.

Последние метры перед перевалом были особенно тяжелыми для машин. Узкая дорога, пробитая в каменной скале, заставляла двигаться с большой осторожностью. Чуть неверное движение водителя – и бронетранспортер мог сорваться в пропасть. От напряжения у водителя бронетранспортера Сергея Останина взбухли на шее жилы, лицо заострилось, но руки лежали на баранке спокойно, уверенно управляя многотонной махиной. Спокойствие водителя передалось и всему десанту. Бойцы без суеты, основательно готовились к неизбежному бою.

Когда бронетранспортер наконец-то выполз на перевал, моему взору предстала кровавая картина неравного боя. На дороге и у придорожных камней неподвижно лежали распростертые тела афганских бойцов. Моджахеды, разделавшись с разведчиками, спешили захватить наиболее удобные для боя позиции, но не тут-то было: неожиданно невдалеке от нас заговорил автомат, ему откликался другой.

«Значит, не все погибли. Может быть, и мой афганский друг жив», – пронеслась радостная мысль.

– По «духам», короткими, огонь! – выкрикнул я, и мощное горное эхо подхватило и понесло в даль дробный перестук пулеметной канонады. Душманы, видимо, не ожидая нашего скорого прибытия, кинулись врассыпную. Высыпав из бронетранспортера, бойцы из автоматов добили оставшихся после пулеметного обстрела в живых бандитов. Сахиб был жив. Он был легко ранен в ногу, но ослабел от потери крови. Его и еще двух оставшихся в живых проводников быстро перевязали и осторожно уложили в десантное отделение боевой машины.

Кровавое солнце медленно клонилось к горизонту, освещая все вокруг зловещим светом. В расщелинах угрюмых скал жалостливо завывал ветер, словно скорбел по афганским солдатам, погибшим в неравной схватке с врагами.

Командование приняло решение заночевать в седловине, чтобы на следующий день рано утром начать последний этап операции, блокирование и уничтожение душманского гнезда.

Отлежавшись, получив необходимую дозу лекарств, Сахиб почувствовал себя лучше. Об этом говорили его глаза, еще совсем недавно тоскливо-задумчивые, а сейчас искрящиеся каким-то внутренним светом.

– Посиди со мной, – попросил Сахиб. Опершись на локоть, он пристально посмотрел на меня и, увидев, что я готов его слушать, продолжал: – Ты знаешь, чего я больше всего боюсь? – И не дожидаясь моего ответа, сказал: – Больше всего я боюсь погибнуть, так и не отомстив убийцам моей семьи. Понимаешь, мне сегодня стало страшно от того, что я мог умереть, так и не выполнив клятвы, которую дал на могиле отца. – Он задумчиво смотрел в темноту мгновенно наступившей горной ночи, перебирая пальцами разноцветные зернышки четок…