Чем объяснить все эти письма, заявления, шествия в Думу для выражения верности и, наконец, открытую измену? Только страхом перед возможной смертью или заключением? Или чем-то, может быть, другим? Праведен гнев Божий, посетивший нашу несчастную Родину.

После 12 ч. ночи с понедельника на вторник Государь переехал поезд, где Он принял Иванова. Разговор продолжался два часа. Затем поезд тронулся. Днем проехали Смоленск, Вязьму. Все было в порядке. Затем в Свитском поезде, который шел впереди поезда Государя, стали получаться тревожные сведения. Стала известна пресловутая телеграмма Бубликова, получены сведения о каком-то новом правительстве. Свита, ехавшая в первом поезде (ген. Цабель, бар. Штакельберг, ген. Дубенский, полк. Невдахов и др.), решила предупредить об этих слухах идущий сзади в нескольких прогонах поезд Государя. Было составлено письмо, и один из офицеров остался на станции, чтобы передать письмо Воейкову для доклада Государю.

В Бологом Свитский поезд получил ответную телеграмму от Воейкова: «во что бы то ни стало пробраться в Царское Село». Поезд тронулся дальше и в 1 ч. ночи прибыл на ст. Малая Вишера. На этой станций один из офицеров собственного Его Величества железнодорожного полка доложил своему командиру генералу Цабель, что следующие станции Любань и Тосно заняты революционными войсками. Он (это офицер) в последнюю минуту уехал на дрезине, чтобы сообщить о положении на этих станциях. Свитский поезд решил ждать на станции Малая Вишера «собственного» поезда для доклада Государя о создавшемся положении.

Через час подошел Царский поезд. Воейкову было доложено о революционных войсках на ближайших станциях, и тогда он пошел с докладом к Государю. Вот что пишет об этом Воейков: «Я доложил Государю сведения, поступившие от моих подчиненных, и спросил, что Ему угодно решить? Тогда Государь спросил меня: “А вы что думаете?” Я Ему ответил, что ехать на Тосно, по имеющимся сведениям, считаю безусловно нежелательным. Из Малой же Вишеры можно проехать на Бологое и оттуда попасть в район, близкий к действующей армии, где – нужно предполагать – движение пока еще не нарушено. Государь мне ответил, что хотел бы проехать в ближайший пункт, где имеется аппарат Юза» (В. Воейков). Решено было ехать на Бологое – Дно.

В Старой Руссе узнали, что Иванов только в среду 1-го Марта прошел станцию Дно. Узнав об этом, Государь сказал: «Отчего он так тихо едет?»

Прибыв на станцию Дно, причем на этот раз головным шел Царский поезд, а свитский позже, там уже застали чиновника с телеграммой на имя Государя от Родзянко, который сообщал, что он приезжает из Петрограда с докладом. Государь приказал узнать, когда приедет Родзянко. Воейков по телеграфу получил ответ, что поезд для Родзянко уже заказан, но сам Родзянко занят (это была ложь – Родзянко не пустили «секретари дьявола», т. е. Совет рабочих и солдатских депутатов и главным образом старался Суханов) и не знает, когда приедет. Было получено также сообщение, что Виндаво-Рыбинская железная дорога занята революционными частями и что Иванов остановился со своим поездом в Вырице. Когда это было сообщено Государю, Он решил ехать в Псков, в штаб Северного фронта, где был Юз, и просил сообщить Родзянке, чтобы он прибыл в Псков.

По прибытии в Псков была получена телеграмма за подписью Бубликова, с извещением, что Родзянко отменил свой выезд из Петрограда. Его просто не пустили. И Председатель Государственной Думы и Председатель Временного комитета оказался просто пешкой, которой распоряжались из Совдепа как хотели. Но он это тщательно скрывал, чтобы проделать свою последнюю и такую страшную миссию – лгать генералам, лгать Государю, лгать, лгать и еще раз лгать. Он забывал, этот «громогласный, массивный и глупый» заговорщик, что отец лжи – дьявол. И дьявол заплатил ему черепками, как это всегда бывает; его вышибли вон сразу после этой предательской миссии. «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти».

Есть очень распространенное и разделяемое многими мнение, что войска, которые Государь приказал послать в столицу для подавления революционного восстания, по дороге «разложились». Это совершенно не соответствует действительности. Пользуясь всеми имеющимися в моем распоряжении материалами, я особенное внимание обратил на серию статей А. Тарсаидзе «На Петроград!», появившихся в апреле 1955 года в газете «Россия» (Нью-Йорк). Тщательно подобранный материал заставит очень многих пересмотреть и по-новому передумать этот важнейший вопрос в оценке событий февральских и мартовских дней 1917 года.

Помимо статей А. Тарсаидзе об этом пишут подробно также Спиридович, Мельгунов, Блок и др. Анализ этого вопроса еще больше говорит о вине Алексеева, который имел полную возможность подавить бунт, а затем революцию в Петрограде. Есть и не менее распространенное мнение, что выезд Государя из Могилева тоже был роковой ошибкой. Мы увидим, что и это не соответствовало действительности. Для подавления революции в Петрограде, которая на глазах перерастала в социальную революцию, нужно было, несмотря на анархию и полное разложение всех и вся в Петрограде, только одно: верность Государю и беспрекословное исполнение Его приказов. Высшее командование армии во главе с Алексеевым предпочло пойти на сговор с Родзянко, который сам не имел никакой власти и, зная об этом, убеждал недостойных генералов пойти на измену. Но на то они и были недостойны, чтобы можно было с ними об этом говорить. Верный присяге, любящий Государя, достаточно сообразительный и честный генерал, зная всю несостоятельность и антигосударственность Государственной Думы, не стал бы просто говорить ни с Родзянко, ни с Гучковым, ни с кем из этой клики. Они говорили и погубили и Россию, и себя, и всех русских. Они взяли на себя ответственность, за которую ответят перед Господом Богом.

Но 28 февраля, когда Государь продвигался на своем пути в Царское, а затем был вынужден свернуть на Псков, все мероприятия по подавлению анархического восстания в Петрограде протекали равномерно и бесперебойно.

27 февраля были приняты следующие меры: решение отправить головною частью эшелон георгиевских кавалеров из Ставки с ген. – адъютантом Н.И. Ивановым во главе, а затем переброска войск с фронта.

В 10 ч. 25 м. вечера 27 февраля Алексеев отправил телеграмму Данилову (нач. штаба Рузского): «…Государь Император повелел ген. – ад. Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом. Посылаются от войск Северного фронта в Петроград: два Кавалерийских полка по возможности из резерва 15-й кав. дивизии (Переяславский, Украинский, Татарский, Уланский и 3-й Уральский Казачий полки), два пехотных полка из самых прочных, надежных, одна пулеметная команда Кольта для Георгиевского батальона (отряда ген. Иванова), который идет из Ставки. Прочных генералов, смелых помощников. Такой же силы отряд последует с Западного фронта. Минута грозная и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего».

Все продумано, разумно и логично, когда Алексеев исполняет приказы Государя.

Соответствующие телеграммы были посланы Брусилову (Юго-Западный фронт) и Эверту (Западн. фронт). Войсковые части с Западного фронта должны были быть сосредоточены в Царском Селе, а с Северного фронта на станции Александровской, вблизи Царского Села. Всего отряд ген. Иванова насчитывал 13 батальонов, 16 эскадронов и сотен и 4 батареи.