– И ты знаешь, что это за тайна? – Старик отломил еще кусок хлеба.

– Я догадываюсь, что она заключена в документах, помеченных крестами тамплиеров. А документы эти находились в черном кожаном мешке. Мэтр показывал мне некоторые книги. Наверное, епископ был очень удивлен, когда после смерти своего любимца Гальчини обнаружил в его тайнике этот мешок. Скорее всего, он до последнего дня жизни пытался вычитать что-то очень важное в документах Гальчини.

– Он никогда бы не смог этого сделать. Некоторые тайные знаки неизвестны даже мне – последнему рыцарю тамплиеров.

– И что же тебе до этого черного мешка? – удивился Гудо.

– Я знаю, где его место. И он должен быть там. Такой приказ нам отдал последний магистр – Жак де Моле. Мы с Гальчини были тогда самыми молодыми рыцарями ордена бедных братьев Христа из храма Соломона. Но своим умом и воинской доблестью мы снискали уважение наставников. И нас посвятили во многое тайное. Великий магистр учел, что молодых рыцарей, возможно, не арестуют. И нам действительно удалось избежать ареста, а затем скрыться в чужих землях. Но наши пути разошлись. Храмовников[59]люто преследовали почти во всех христианских странах. Однако у нас была тайная переписка, и мы знали друг о друге многое.

– Гальчини никогда об этом не говорил.

– Он не мог тебе этого рассказать. Тогда и твоей жизни угрожала бы опасность.

– Моя жизнь ничего не стоила.

– Жизнь каждого человека – большая ценность. И мы, храмовники, оберегали каждую душу. Начиная с тех славных времен, когда мы первыми стали сопровождать паломников в святую землю. Мы бились насмерть, защищая жизнь и имущество пилигримов, идущих в святую Иерусалимскую землю от проклятых Богом сарацин. Потом мы помогали голодным и страждущим во всех странах Европы. Мы давали им зерно для полей, машины для облегчения труда, золото и серебро для ремесла и торговли. Мы владели многими землями и замками. Ни один король, ни одна страна не могла сравниться с нами в могуществе и доброте. Господь во всем и всегда помогал нам. Но завистливый французский король Филипп, одержимый дьяволом, склонил Папу Римского к величайшему преступлению. В один день наших братьев бросили в темницы. А потом подвергли чудовищным пыткам и казням, заставляя признаться в проведении сатанинских обрядов. Бог справедливо наказал и короля, и Папу Климента, лишив их жизни. Но великий орден был разгромлен и уничтожен. Прошло уже более сорока лет с тех черных дней, но еще придет время справедливости, и наши великие тайны послужат добрым людям. А в великих тайнах скрыты великие знания. И они не должны исчезнуть или, хуже того, попасть в руки злых людей.

– Эти тайны и знания находятся в черном мешке Гальчини?

– Это только часть. Но значительная часть.

– И ты, старик, решил, что этот мешок у меня?

Доминик с надеждой посмотрел на палача.

– Ты ошибся, старик. А сейчас тебя ждет позорный столб на рыночной площади.

* * *

Гудо стоял у края помоста, в центре которого высился позорный столб. У столба сидел старик супериор; его руки, скованные цепью, были высоко подняты. Как и положено по закону Витинбурга, старик был обнажен.

«Хорошо, что сейчас теплые летние ночи, – подумал палач. – Вот только комары здорово над ним поработали».

Был уже полдень, но ни судьи, ни писца все еще не было. Гудо послал за ними своего помощника, однако и это не ускорило прибытия законников.

Народ, который собрался поутру, не выразил ни сочувствия, ни осуждения супериору флагеллантов. Только озорники мальчишки, которым было лет по десять, швырнули в старика пару камней и с десяток гнилых овощей. Но не поддержанные взрослыми, они утратили интерес к этому действию и смирно сидели на камнях площади, с нетерпением ожидая ударов палача.

Старик молчал, зная правила наказания позорного столба, но его взгляд неотрывно был направлен на фигуру палача.

Его взгляд был прикован к фигуре палача.

Наконец появился Патрик. Рядом с ним торопливо семенил городской писец. У последнего был такой вид, будто его оторвали от очень важного дела. Он еще издалека крикнул: «Начинай!» – и махнул рукой.

Гудо поднялся и сбросил с плеч плащ. В его руке был свернутый кольцами кнут, сплетенный из кожи годовалого быка. Палач отошел на нужное расстояние и примерился, распуская кнут.

На помост взобрался писец. Растерянно посмотрев на свои пустые руки, он, казалось, только сейчас обнаружил, что даже не взял бумагу с приговором. Недолго думая, он стал громко кричать, обращаясь к нескольким десяткам собравшихся ротозеев:

– Высокочтимый судья города Витинбурга Перкель, согласно слову Божьему и справедливому закону, приговорил супериора флагеллантов Доминика к двадцати ударам кнута за действия, которые привели к нарушению городских порядков! Или за бездействие… Вот так… Палач, знай свое дело. – Набрав в грудь воздуха, он крикнул:

– Раз!

Кнут палача, описав в воздухе круг, хлестко опустился на подставленную спину старика.

«Два», «три», «четыре»…

Писец считал удары быстрее, чем Гудо успевал их нанести. Поэтому его замахи не были достаточно высокими, а удары сильными. Но все же, когда прозвучало последнее «двадцать», на спине наказуемого было до десятка полос, сочившихся кровью. За все время наказания старик вскрикнул всего несколько раз.

– Все, можешь сейчас выбросить его за ворота. Ты хорошо выполнил свое дело, палач. Я доложу судье Перкелю, – уже на ходу бросил писец и поспешил в сторону Ратуши.

– А судья так и не пожелал присутствовать, – почему-то виновато сообщил Патрик. – Город ждет императора. Тебе очень повезло, старик. Тебя просто погладили доброй ладошкой.

Гудо уже возился с цепями, освобождая руки супериора.

– Я бил прямым ударом, без оттяжки. Так что разошлась только кожа. Мышцы я не порвал. В твоем возрасте это бы кончилось весьма печально.

– Я свободен? – спокойно спросил старик.

– Ты же слышал писца. Я должен выбросить тебя сейчас. Его слова слышал и Патрик, и эти у помоста. Так что ты свободен.

Палач швырнул супериору его белую сутану.

– Одевайся, пошли. Патрик, присмотри здесь. Потом отмой от крови кнут.

Палача и его жертву до ворот провожала лишь стайка мальчишек, которые, не решившись ни на какие шалости, вскоре убежали по своим важным делам.

Старик шел впереди Гудо. На его ссутулившихся плечах сквозь одежду сочилась кровь.

– Как ты себя чувствуешь? – осведомился палач и поправил свой капюшон.