Тайга говорил что-то еще, его узкие твердые губы шевелились, однако слов Иван Степанович не слышал, будто бригадир выступал по телевизору и кто-то выключил звук. Мысль развивалась дальше, извлекая из подсознания хвост давно забытых воспоминаний…

Виталька Докукин говорил, что для самоликвидации ядерного боеприпаса лебедю нужно подрезать одно крыло: инициировать детонатор только одной полусферы ВВ[30]– несимметричный взрыв не дает сжатия, а попросту разрушает всю атомную сборку: нейтронную пушку, отражатель нейтронов, перемешивает плутоний с тритием! И лебедь навсегда остается лебедем, правда, перья выпадают… Вот и решение проблемы!

Снова включился звук.

– Вижу, все понял, даже лицом просветлел, – улыбнулся Тайга и хлопнул главного инженера по плечу. – Вот так и держи!

Он вернулся к столу.

– Ну что, водила, надумал? – судя по тону, Тайга не ждал положительного ответа. Но Володя неожиданно кивнул.

– Да, прикинул хрен к носу, лучше унести отсюда ноги!

– Вот это умная мысль, – одобрил Тайга. – Горючего хватит?

– Хватит! У меня бак на восемьсот километров рассчитан! Давай, развязывай руки!

Тайга, выпятив нижнюю губу, ненадолго задумался. Посмотрел на своих соратников, которые внимательно следили за разговором.

– Ладно, сейчас я тебя развяжу, только Муха с тебя глаз не спустит, и если что… А спать ляжем – извини, я тебя опять стреножу!

– Если что, я сразу в башку пальну, – сказал Муха и показал пистолет.

– Ладно, банкуйте, ваша сила! – покорно сказал Володя.

* * *

Ночь прошла тревожно. Во дворе слышалась какая-то возня, сквозь стекло доносилось громкое довольное урчание и чавканье. Обитатели барака напряженно вслушивались в эти жуткие звуки. Только Карнаух и Тайга спокойно храпели, остальные практически не спали. Муха то и дело подходил к окну и выглядывал в едва рассеиваемую лампочкой над дверью таежную тьму. Беспокойно ворочался и вполголоса матерился связанный Володя. Мончегоров тоже переворачивался с боку на бок. В возбужденном мозгу роились планы обезвреживания «Огненного Дракона», усталость боролась с возбуждением, и иногда он проваливался в тяжелый короткий сон, но тут же тревожно вскидывался, как будто пропустил что-то важное. Под утро он забылся и проснулся от того, что кто-то трясет его за плечо.

– Вставай, Степаныч, карета подана! – скалил прокуренные зубы Тайга.

– Пожрать надо! – недовольно сказал Володя, разминая затекшие кисти. – А то ни спать, ни жрать… Что это за жизнь?

Муха стоял у него за спиной, следя за каждым движением.

– Потом пожрем, в дороге, – сухо бросил Тайга. – Надо убираться отсюда, пока к этим упырям подмога не прилетела!

– Ладно, тогда пойду машину готовить… Топливо из канистр в бак перелью, место в салоне освобожу…

– В са-аа-алоне, – передразнил Карнаух. – Еще скажи в спальном вагоне! У меня в твоем салоне все печенки растрясло!

– Уж больно ты нежный! – огрызнулся Володя. – Лучше мяса возьми вволю, там вон полный холодильник забит!

– У тебя только жратва на уме, – буркнул Тайга и сделал знак Мухе. – Проследи, чтобы без нас не уехал!

– А у тебя все страхи да подозрения, – усмехнулся водитель. – Тебе надо в ментовке служить!

В сопровождении Мухи он вышел на улицу.

– Карнаух, принеси мяса, – приказал Тайга. – Отъедем подальше, привал сделаем, да похаваем! Тут водила прав…

– Послушайте, Виктор, мне надо к шахте подъехать, – робко обратился к бригадиру Мончегоров. – Ненадолго. На полчаса… Может, на час…

Тайга глянул на него, как на сумасшедшего. Но не выругался, не повысил голос, даже не отказал.

– Заедем, Степаныч! Куда скажешь, туда и заедем. Такси ведь тут не ходют. Вот и будем мы тебе заместо такси…

Мончегоров перевел дух. Есть все-таки человечность и в сердце этого грубого человека! Он в последний раз осмотрел опустевший барак с сиротливо брошенной сумкой Облома, в которой Муха порылся, но ничего интересного для себя не нашел, потом взял рюкзак и шагнул на крыльцо, уже безвозвратно прощаясь с местами своей молодости. Прохладный воздух ничем не пах, и даже птицы не подавали голосов. «Хоть поверьте, хоть проверьте, истина проста – никогда не возвращайтесь в прежние места…» Прав был автор этой песни!

Тайга стоял в двадцати метрах, у кострища и рассматривал что-то лежащее по ту сторону стола.

– Иди сюда, Степаныч! – весело замахал он рукой. – Посмотри, что от Рустама осталось! Все, как я тебе говорил…

Но Мончегоров смотреть не захотел. Поставив рюкзак на крыльцо, он зашел за барак помочиться.

У штаба «шайка» грузилась в БРДМ. Володя повозился в кабине и в салоне, а теперь обходил машину, пиная ногами колеса. Муха ходил следом, держа наготове пистолет. Карнаух устроил в шкафчике салона большой кусок охлажденного мяса.

– Не испортится? – вслух засомневался он.

– Не успеет, – сказал Тайга. – Мы его через пару часов зажарим. Как раз отмерзнет…

– Да? Ну ладно… А Степаныч где?

– Пошел такси вызывать, – Тайга сплюнул. – Он с ними приехал, пусть с ними и уезжает! Хотел бы с нами, уже сидел бы здесь. Не будем же мы его причуды исполнять?! Туда заехать, тут часок подождать… Надо ноги уносить, пока целы…

– Это точно! – кивнул Карнаух.

– Ну что, едем?! – спросил Тайга у водителя. – Или будем до вечера колеса проверять?

– Едем! – кивнул Володя и полез на свое место.

Все остальные уже сидели в салоне, Муха залез последним и закрыл люк. Взревел на больших оборотах непрогретый двигатель. Стреляя из выхлопной трубы густым синим дымом, вездеход выехал за пределы стройгородка.

Вернувшийся к крыльцу Мончегоров проводил его непонимающим взглядом. Не может быть! Они же не могут бросить его здесь… Ведь Тайга обещал! Нет, конечно, они сейчас остановятся… Выедут за ворота и остановятся, подождут его…

Но вездеход и не думал останавливаться, наоборот – выехав за ворота, стал набирать скорость. По мере того как двигатель прогревался, дым становился все прозрачней, и через несколько минут машина скрылась за деревьями.

Иван Степанович стоял, будто впав в ступор. Он испытывал чувства человека, опоздавшего на последний поезд. И вдобавок бессовестно обманутого. Конечно, вездеход – не самое комфортабельное средство передвижения, да и компания в нем явно неподходящая для порядочного человека, но это был обратный билет в цивилизованный мир! А что делать теперь?

Он бросил взгляд на заколоченную дверь штаба. Карим ему не союзник, а те, кто должен прибыть на подмогу, – тем более. Ничего хорошего ждать от них не приходится. Значит… Что «значит», он не знал. Поэтому просто вскинул на плечи рюкзак и, обойдя на всякий случай штаб, зашагал по накатанной за прошедшие дни дороге к шахте. Его вело то самое странное чувство долга, которое не обременяло уехавших на вездеходе людей. В некотором роде Тайге, Мухе и Карнауху жилось проще, чем ему. Но Иван Степанович им не завидовал. И правильно делал.