Разворачиваюсь, иду к нашим первобытным грузовикам. Как сказать, грузовикам? Скорее самоходным платформам. Массивные деревянные колёса. Кстати, сплошные, сделанные из склеенной в несколько слоёв толстой фанеры. Литые узкие гуттаперчевые колёса. Цепной привод одного (!) заднего колеса. Торчащий вперёд покатый плоский капот, восседающий на облучке водитель, или погонщик, как его тут называют, орудующий десятком рычагов, зачастую просто дублирующих друг друга, переключающий передачи при помощи неуклюжего штурвала и управляющий передними колёсами длинным рычагом, носящим название «коровий хвост». Рулевое колесо здесь ещё не изобрели. Да самим самоходам от роду три года вроде. Или пять. Как и авиации. Там вообще полёт в сто метров считается выдающимся мировым достижением.

Я стою возле одного из этих грузовиков, который может утащить аж целых восемьсот кило груза, и думаю, смогу ли я уволочь его на прицепе. В сцепке с фургоном. В принципе, дури у меня хватит. Но вот расход солярки, износ трансмиссии… Лучше не рисковать. Это чудовище ни на что не годится. Машу в разочаровании рукой и бреду обратно. Надо срочно уносить ноги… Срочно!

– Ваша светлость, вас там ищут! – Высокая грудь Золки ходит ходуном от быстрого бега.

– Кто?

– Из того лагеря солдатик прибежал.

– Идём.

Она еле поспевает за мной, так как я шагаю широким размашистым шагом. От джипа ко мне бросается Юница. Я подхватываю её на ходу, подкидываю в воздух. Она радостно смеётся. Опускаю её на землю:

– Прости, милая. У папы очень много дел. Вот скоро поедем, и тогда можно будет болтать о чём угодно. Хорошо?

Она кивает, а я с грустью констатирую, что иногда дети ведут себя умнее взрослых. Передо мной возникает Аора, но я, не глядя на неё, бросаю:

– Простите, баронесса. Всё потом. Позже.

Взъерошиваю волосы дочери. Они такие пушистые и мягкие… К баронессе подскакивает Хьяма, утаскивает обратно к машине. Я спешу к Петру.

Тот встречает меня с озабоченным видом, показывает на заморенную лошадь. Лошадь?!

– Где?

Рарог понимает меня без слов.

– Там. Ранен он. Отходит. Почти ничего не соображает уже. В семи верстах от нас – дивизия океанцев. Пять тысяч человек. Идут сюда. И именно по нашу душу, как я думаю. Больно целенаправленно. И кажется, знают дорогу. В это место – точно…

Вот оно! То, что не давало мне покоя с самого подъёма!

– Всем немедленно уходить! Пусть хоть бегом бегут! Только жратва и оружие! Уносим ноги! А здесь… – Ухмыляюсь.

У меня есть пяток «монок». Будет сюрприз. Против пяти тысяч мы не выстоим. Даже со мной. И единственная надежда – войти в зону связи с Метрополией. А там – пусть ломают голову, как вытащить уже две сотни человек. И меня в том числе. С семьёй… Солдаты подхватывают носилки с лежащими на них девчонками, бегут к фургону. Я пока осматриваю склад боеприпасов. Патроны. Ручные бомбы. Пироксилин. Есть две полевые пушки. Естественно, револьверы, винтовки, шашки-сабли и конская сбруя. Мужчины таскают бегом и валят на телеги упаковки патронов, ручных бомб, хотя от местных изделий мало толку. Тёрочный запал. Тонкий жестяной корпус, почти не дающий осколков… Перехватываю одного из солдат:

– Мешок гвоздей в телегу!

– Каких размеров, господин эрц?

Вот, уже все знают мой титул.

– Любых! И тонкой проволоки пару мотков. Или даже больше. Она в пути понадобится.

Солдат козыряет, уносится. Что исполнит, я спокоен. Пётр взял лишь тех, кому доверяет. С кем провёл в окопах несколько лет войны… Возвращаются мужики, которые относили девушек в фургон. Приносят мне два ранца, в которых упакованы мины. Мало сволочам не покажется.

– Ваша светлость…

Оборачиваюсь на голос, узнаю мужика, у которого убили сына. Он отрешённо спокоен. Рядом его такая же мертвенно спокойная жена.

– Ваша светлость… Мы Мирко похоронили, значит. Там. У озерка. А больше дитёв у нас не будет. Все дохтура в один голос сказали. Да и… – машет рукой. Потом, сглотнув, произносит то, от чего я леденею: – Мне тут солдатики сказали, вы врагам бонбу заложить решили? А ежели она не взорвётся? Или враги её того, обойдут?

– Не получится у них обойти.

Он пожимает плечами:

– Всякое может быть, ваша светлость. Лучше вы мне её дайте. И покажите. Что нажать али дёрнуть. Иль поджечь надо. Мы с Ларой сделаем. Нет нам жизни без Мирко, ваша светлость…

Его жена кивает. И кажется, это решение осознанное…

– Идём.

Подвожу его к горе бочек с пироксилином. Он очень гигроскопичен, поэтому выпускается в свинцовых бочках, которые заливают воском. Идиотский, на мой взгляд, способ. Впрочем, не я его изобретал. Их монастырь – их и устав…

– Вот. Ищи себе место. Можешь прямо здесь сидеть. Поджигать ничего не надо. Дёрнешь за эту штуку – до трёх досчитать не успеешь. И ещё… – Разворачиваю мину направлением выброса осколков к дороге. – Держи вот так. Тут внутри картечь. Выкосит передних не хуже, чем косарь траву по росе.

Мужик светлеет лицом, улыбается:

– Будут хорошие поминки моему сыну…

Его жена согласно кивает, даже тоже улыбается. Мужик вдруг озабоченно заявляет:

– А если они меня издали подстрелят?

– Так ты спрячься. За бочки. Эта картечь и свинец пробьёт, поверь.

– Я проще сделаю, ваша светлость. Верёвочку за колечко привяжу и к ноге. И сяду. Они не сразу заметят. А как поближе подойдут. Ежели велят встать – встану. Верёвочка фиговинку и рванёт. Ежели просто выстрелят – нога распрямится, и опять же рванёт. Ну а коли просто мимо пойдут, сам дёрну… – Зло сжимает челюсти.

Его супруга подходит к мужу ближе, берёт за руку, прижимается лицом к плечу. Какие люди… Отдаю ему честь и иду к гребню холма, потому что ощущение, будто уже слышу далёкий-далёкий шум. Идут… Влезаю за руль. Почти все ушли, кроме нас. Женщины сидят с белыми от страха лицами, только Юница улыбается.

– Прошу прощения, дамы. Последний сюрприз для незваных гостей.

Поворот ключа, джип с натугой трогается, тащит фургон. Чёрт, забыл на пониженную переключить. Торможу. Передвигаю рычаг трансмиссии. «Воин» трогается на этот раз легко и спокойно, и я наращиваю скорость. Вскоре вижу хвост нашей колонны. Арьергард из взвода солдат, шагающих за фургоном, провожает нас, когда мы обходим их. Все в колонне знают мою машину, так что никому не придёт в голову стрелять по нас. Впереди – ряд холмов, где я хочу установить ещё одну мину. На первую океанцы не отреагируют, посчитают всё произошедшее выходкой смертника. А эта их напугает. И сильно! Даст нам пару-тройку часов выигрыша, а может, и больше.

Кажется, время. Начинаю поглядывать в зеркала заднего вида, но всё равно зеваю, и, когда очередное движение зрачков цепляет картинку позади, на половину голубых небес расплылось чёрное облако дыма. Огромное, мрачное.