– Это смотря как посчитать, – загадкой ответил Ярцев.

– Поясните, пожалуйста.

– Ну если перерезать всех коров, коз и лошадей, то мяса на всех хватит, и не на один месяц. А если никого не трогать, то консервов осталось дня на два да плюс крупы и картошка на четыре дня. Рыбы немного осталось. Лошадь, что сегодня ноги сломала при спуске, пришлось пристрелить и на мясо пустить. По куску мяса на всех не хватит, так мы с женщинами решили мясной бульон делать, он силы тоже придает. Но резать животных я пока не считаю необходимым. Сильно они исхудали. Надо бы им на этой травке подкормиться, благо ее на несколько дней хватит. Коровки молочко для раненых и детишек дадут, рыбки еще попробуем наловить, если она здесь, конечно, водится. Правда, соли у нас маловато. Придется экономить.

– Бульон и каши – это хорошо, а что у нас с хлебом? – поинтересовался Бондарев.

– С хлебом дела неважные. Лепешек и сухарей немного осталось. Мука есть, но условий для выпечки хлеба нет. Холодно, закваски не сделаешь, да и дров мало. На пару дней хватит, и то если экономно расходовать. Весь местный лесок уже подчистую вырубили. Да и печи у нас нет, а на костре не получится.

– Разрешите, товарищ подполковник? – подал голос лейтенант Григоров и после кивка Уварова продолжил: – У нас есть полуторка с завхозом райкома партии Дрынько…

– Так что вы, господин подпоручик, его вместо дров нам хотите предложить? – усмехнулся Новицкий, покручивая свои усы. – Никогда еще не ел бульон, приготовленный на комиссарском теле!

– Я сейчас кому-то суп на белогвардейском теле приготовлю! – вскрикнул политрук Жидков и направил свой автомат в грудь ротмистру.

Несмотря на это, Новицкий даже не шелохнулся, а по-прежнему с усмешкой на лице смотрел на происходящее.

– Прекратить немедленно! – скомандовал Уваров. – Не хватало нам еще разборки между собой устраивать! Жидков, уберите оружие, на вас бойцы смотрят! А вы, ротмистр, больше так не шутите. И так у всех нервы на пределе. Гражданская война закончилась и осталась там, в том мире. Да и здесь нам нечего делить. Надо вместе выбираться, а не убивать друг друга. Что вы хотели сказать, Григоров?

– Этот Дрынько везет в своем грузовике архив райкома. В этом мире он уже никому не нужен, стал макулатурой. Но это – бумага, много бумаги, с его слов, полный кузов. Если ее плотно сложить, то она хорошо и долго гореть будет. Не хуже дров.

– Предложение принимается. Никита Савельевич и вы, Игорь Саввич, займитесь этим вопросом, – решил Уваров.

– Нехорошо, господин ротмистр и вы, товарищ политрук, в столь трудный для всех нас час ссору между собой затевать. Не по-людски это и не по-божески. Грех это, – урезонил Новицкого с Жидковым священник, затем обратился ко всем присутствующим: – Отдых людям потребен, а то скоро пожирать друг друга будут, аки пауки в банке.

– Я также поддерживаю отца Михаила и настаиваю на отдыхе. Люди на пределе своих физических и психических сил, возможны различные нервные срывы и новые смерти. У всех в руках оружие, всякое может произойти, – выступил вперед Баюлис. – Мне раненых необходимо нормально осмотреть. Многим перевязки надо сделать, а в таких условиях, на ходу, это просто невозможно. Кроме того, у меня женщина беременная имеется, ей рожать скоро.

– Это когда же вы, доктор, успели, а? – решил разрядить обстановку Антоненко-старший. – Вот так доверяй вам женщин! Не успел оглянуться, а уже и беременная появилась!

Все переключили внимание на Баюлиса и заулыбались хоть и глупой, но простой шутке.

– Она беременной еще до меня сюда попала, – возмутился Янис Людвигович, принимая всерьез сказанные в его адрес слова. – Если вы не знаете, то сообщаю вам, что от зачатия до родов промежуток времени в девять месяцев. Вы бы лучше дорогу искали, чем зубы скалить, господин Антоненко. И не смешно! Тьфу на вас!

– А я уже нашел. Вот только завтра кое-что уточнить надо, – с улыбкой ответил Николай. Он понимал, что в такой накаленной обстановке людям надо дать надежду на спасение, шанс на выход из тупиковой ситуации. Хотя бы уверенно пообещать, а там видно будет…

– Хорошо. Давайте дальше. Начальник связи, что у нас в эфире? – спросил Уваров Дулевича.

– Ничего, товарищ подполковник. Эфир по-прежнему чист, – доложил старший лейтенант. – Я своим ребятам приказал при первой же возможности прослушивать все. Но пока безрезультатно. Все средства связи работают исправно. Имеется запас батарей. На складе нашли.

– Успели хоть телефоны и кабель из котлована снять?

– Телефонные аппараты успели, а вот кабель нет. Некогда было. Но нам и оставшегося с лихвой хватит.

– Понятно. Следующий…

Командиры и сержанты по очереди доложили Уварову о состоянии дел в своих подразделениях. Отец Михаил рассказал о положении гражданских и их настроениях. Все сводилось к тому, что назавтра продолжить движение практически невозможно.

Выслушав всех, Уваров принял решение:

– Приказываю. Весь завтрашний день объявляется одновременно выходным и парко-хозяйственным. С утра людей не будить. Пусть отсыпаются. После завтрака всем заняться приведением себя в порядок. Проверить лошадей, подводы, технику и оружие. Товарища Ярцева вместе с вами, господин капитан, – обратился Уваров к Невзорову, – я попрошу уточнить запас продовольствия, все, что имеется, вплоть до последнего зернышка. Возможно, нам придется задержаться здесь. Людям действительно нужна передышка. Все. Разойдись.

Олег попросил остаться только старшего лейтенанта Бажина, своего друга Николая и ротмистра Новицкого.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился он к Бажину, – где бы мы ни находились, но караульную службу никто не отменял. Поэтому прошу вас организовать охрану лагеря. Вместе с лейтенантом Поповым отберите ответственных и надежных людей. Выставьте часовых с таким расчетом, чтобы все могли нормально отдохнуть. Все. Исполняйте.

Когда козырнувший Бажин ушел, Уваров обратился к ротмистру Новицкому:

– Михаил Николаевич, я понимаю вашу нелюбовь к большевикам и даже догадываюсь почему. Историю в свое время изучал. Но прошу вас впредь не допускать подобных эксцессов. Новая гражданская война нам ни к чему. Все, кто оказался здесь, в этом не виноваты. Всего, что было там, уже не вернешь. Я не прошу вас всех любить. Я прошу перестать ненавидеть. Согласны вы с этим?

Новицкий внимательно посмотрел прямо в глаза стоящему перед ним старшему по возрасту, да и по званию человеку, хоть и из другого мира. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Что сейчас происходило в душе ротмистра, было известно только ему и Богу. Эти «смотрины» продолжались с минуту. Наконец ротмистр медленно поднял правую руку, подкрутил свои гусарские усики и, кивнув головой, четко произнес:

– Слушаюсь, господин полковник. Обещаю впредь внешне не проявлять свою неприязнь к красным. Но свои мысли о них я все же оставлю при себе. Вы из времени, когда большевики проиграли, и только поэтому я принимаю вашу просьбу. Разрешите идти?