Из Холма в дальний путь собирался большой поезд – к своему будущему мужу Великому князю Владимирскому Андрею Ярославичу ехала невеста дочь галицкого князя Даниила Романовича Устинья. Кроме множества женщин, отправившихся вместе с княжной, множества возов и телег с приданым и просто скарбом для новой жизни, во Владимир-на-Клязьме собралась и немалая дружина. Во-первых, для охраны, во-вторых, чтобы показать мощь галицкого князя, в-третьих, просто для солидности. Но главное – первое, слишком опасным было далекое путешествие по часто безлюдным землям.

Поделив на улусы земли Орды, татары привычно поделили и земли Золотой, как звали русские по цвету ханского шатра, Батыевой Орды. Сам Батый правил восточной частью – левобережьем Итиля (Волги), а на правом берегу и докуда хватало сил располагались земли царевичей и военачальников. Северо-Восточная Русь была под рукой старшего сына Батыя Сартака. Киевское княжество и Болоховские земли у Куремсы. Сам Батый поставил свою столицу Сарай-Бату на левом берегу Итиля (Волги), ему по душе степи…

Сартаку князья только подарки возили, а вот Куремса на своих землях свое правление ввел и дань сам собирал. И потянулись беженцы с Киевских и Черниговских земель в Залесскую Русь, росли Москва, Коломна, Тверь…

Эту картину увидели изумленные галичане по пути к Владимиру-на-Клязьме. По зимнему санному пути люди торопились перебраться на новое место, чтобы весной успеть отсеяться. Пустела Киевщина, зато прибывало в том же Муроме, стояли пустыми дома в весях Черниговщины, но принимали к себе земли Переяславля Залесского. Яков Дядькович, сопровождавший княжну к ее будущему мужу, кипел от возмущения:

– Этак они всю Южную Русь обезлюдят!

Ему ответил сотник Тетерев:

– Значит, там лучше, было бы хуже, не бежали бы с родных мест.

– Чем лучше, ну чем?! Князья под Батыгу встали?!

Тянулись и тянулись веси, кое-где и вовсе пустые, кое-где сожженные когда-то татарами и не восстановленные. Устинье стало страшно, казалось, вся земля в разоре, как же жить-то? Яков Дядькович другому ярился: чтобы проехать по русским землям без опаски, нужно у Куремсы грамоту получить.

– По своей земле и по ханской грамоте ездить!

Тетерев усмехнулся:

– А ты бы рискнул и без татар через Брянские земли спокойно проехать? А по Литовским?

– То Миндовг, чужие совсем, а здесь свои, русские!

– Какой же Миндовг чужой, коли Даниил Романович на его племяннице женился?

Вот и получалось, что Куремсова защита самая сильная, с его разрешением не испугались и по Русской земле ехать. Княжну в Переяславль не повезли, охранную грамоту добыли загодя, отвезя немалые дары Куремсе. Встретиться договорились в Киеве, но очень пожалели, что вообще приблизились к городу. Прошло уже столько лет, но город еще не восстановился. Живи в нем Великий князь, может, и наладилась бы жизнь поскорее, но Великий князь теперь Владимирский, а в самом Киеве правил именем Александра Ярославича, прозванного Невским, боярин Дмитр. Как ни тяжела княжеская длань, а без нее и городу не встать…

Едва-едва начали восстанавливать Десятинную, почти не шумел Торг, большинство домов стояли пустыми… Хорошо хоть ждать не пришлось, посланный за грамотой Борис уже был наготове. Дальше двинулись до Десны и по ней до самого Дебрянска (Брянска). На разоренный Чернигов даже смотреть не хотелось… По всей Десне, где татары побывали, разруха.

Тем неожиданней оказался нетронутый Дебрянск. После гибели в Сарае Михаила Всеволодовича Брянское княжество распалось на четыре отдельных, всем сыновьям, кроме старшего, беспокойного Ростислава, окончательно ушедшего к тестю Беле, остальные получили по наделу. В Дебрянске, как самом сильном, сидел старший из оставшихся Роман Михайлович.

Он принял хорошо, сказал, что встречное посольство от Великого князя Андрея Ярославича уже третий день дожидается. Известие о том, что жених прислал поезд и защиту навстречу, Устинью обрадовало, было приятно сознавать, что множество людей ездят туда-сюда, только чтобы ей было безопасно и удобно. Конечно, расставание с родным Холмом и отцом не было легким, но княжон воспитывали в понимании, что в родительском доме остаются только в старых девах, а это худая доля и позор. Устинья Даниловна тоже понимала, что выпорхнет от отчего порога, как только в возраст войдет. Плохо только, что не мать в дальний путь наставляла, а что свекрови не будет, так это не беда, свекрови они разные бывают, может, лучше и никакой, чем такая, которой невестушка с первого взгляда не понравится!

С княжной ехало достаточно мамок, чтобы дать женские советы, а уж советов в правлении ей не нужно, отец всегда говаривал своей любимице, что если б сыном была, то ей, Галич оставил, больно способна ко всему разумному! Устиша гордилась и своими способностями, и отцовской любовью. Мать ревновала к отцу, и непонятно, кого к кому больше. Иногда выговаривала дочери ни за что, только потому, что отец похвалил.

Но теперь все в прошлом, скоро она уже приедет к будущему мужу, а там и свадьба… Какой он, Великий князь Андрей Ярославич? Устинья много слышала о его старшем брате Александре Ярославиче, которого даже прозвали Невским за особую доблесть. Но Великим князем поставили не его, а младшего, Андрея Ярославича! Значит, он куда как умней и храбрее брата. Вот за какого князя предстояло выйти замуж Устинье Даниловне! Было от чего гордиться.

Князь Роман Михайлович принялся шутить, что, если б не послы из Владимира, ни за что не отпустил бы такую невесту, оставил бы своему сыну Олегу в жены. Устинья смущалась, смеялась в рукав, потому что маленький, толстенький пятилетний Олег ну никак на жениха не походил.

– Ладно, – махнул рукой Роман Михайлович, – найдется и у нас кем с князем Даниилом Романовичем породниться.

Со встречным посольством приехала вдова князя Василька Ростовского, она собиралась быть на свадьбе посаженой матерью, потому оглядела невесту придирчиво. Но глаза княгини Марии лучились добрым светом, потому придирчивость Устинью не обидела. Мария Михайловна всплеснула руками, заахала:

– А невестушка-то краса писаная! Уж как хороша лебедушка наша! Ай, добрая княгиня князю будет!

Устинья залилась румянцем. Вокруг наперебой захлопотали сразу все, ревниво стараясь опередить друг дружку – галицкие на правах бывших, а владимирские новых родственниц. Княжна совсем смутилась, девчонка ведь еще, цены себе не знала, отец в строгости держал, а тут такое внимание…

Вдова ростовского князя Василька Константиновича приходилась Устинье двоюродной сестрой, хотя была постарше. Она дочь отцовой сестры, что за Михаилом Всеволодовичем замужем. Устинья вдруг поняла, что Мария Михайловна и вовсе одна осталась на свете. Разве только двое сыновей, но те совсем малы. Княгиня не позволила отдать Ростов в Великое княжение, заставила назвать князем старшего семилетнего сына и села при нем наставницей. Значит, может женщина править? Говорили, что разумно. Конечно, не сама, советчиков немало, но ведь и советчиков нужно уметь выбирать, и советы слушать тоже. Другой князь не слушает разумных слов, а тут княгиня.