А потом отстранилась от него, отодвинулась всего на пару сантиметров, позволяя их губам ненадолго разомкнуться, и вдруг ответила то, чего не говорила прежде:

— Я твердо решила…

Золото глаз царевича мираев в ту же секунду вспыхнуло и зажглось удивлением, недоверием. Диким, животным восторгом.

Он тут же с силой прижал Иллиану к себе и впился в нее совсем другим поцелуем. Не спокойным и мягким, каким его только что целовала девушка, а хищным, горячим, сметающим все преграды на пути рвущегося сердца.

И каждый миллиметр тела девушки отвечал на этот поцелуй обострившейся чувствительностью, тысячей жгучих искр, рассыпавшихся под кожей.

Когда царевич, наконец, отпустил ее, она тяжело дышала, а он смотрел ей в глаза затуманенным, жгучим взглядом, в котором была не только страсть, но и что-то еще. Что-то глубокое и всепоглощающее, отчего сердце замирало в груди.

Чтобы им обоим как-то вернуться в реальный мир, Иллиана встряхнулась. Выдохнула, с улыбкой касаясь указательным пальцем мужских губ, и сказала:

— А еще я хочу помогать тебе с поиском антидота. Я знаю много трав, вдруг это как-то поможет?

Золотые глаза Торриена мгновенно потеплели, а пламя в них будто на время приглушило свои обжигающие язычки.

— Знаешь, ты удивительная, — прошептал он тихо.

— Да я вообще прелесть! — махнула она рукой и, смеясь, театрально посмотрела вдаль.

Через пару минут Иллиана уже уходила прочь из лаборатории, пообещав Золотому змею ждать его в покоях. После этого разговора настроение у девушки было самое романтичное. В животе порхали бабочки, а на губах играла улыбка. Наверно, поэтому она и не заметила, как прошла мимо нужный поворот на этаж царевича Торриена и случайно забрела во владения Дарьеша.

Как только черные с синим стены дали ей осознать свою ошибку, Иллиана развернулась, стремительно уходя прочь из дворцового крыла, в котором ни за что не хотела находиться когда-либо вообще. Однако внезапно ее привлек знакомый голос. А точнее, крик:

— Пожалуйста, нет!

И это был крик Миллиты.

Иллиана подбежала к приоткрытой двери, из узкой щели которой доносился голос подруги, и резко рванула на себя, тут же застыв как ледяная скульптура.

Под ребрами будто повеяло зимней стужей.

Перед ней оказалась просторная гостиная, в самом центре которой сейчас лежал упавший стол, а на белоснежном ковре сверкало алым пятно от разлитого вина. Пара бокалов, перевернутое блюдо и фрукты валялись здесь же.

А на большом диване поблизости происходило нечто ужасное. Словно сбывшийся кошмар, повторение прошлого. Только уже не с ней, не с Иллианой.

Дарьеш в ипостаси Великого змея нависал над хрупкой фигуркой Миллиты, чье тело, лежащее на бархате цвета индиго, было сдавлено огромными черными кольцами.

Наследник Шейсары выглядел ужасно. Сапфирово-синие отблески на его чешуе будто бы полностью пропали. Теперь он весь казался одним большим пятном тьмы, ожившим воплощением гессайлаха, проклятой души, сотканной из ночи и дыма.

Несмотря на то, что Иллиана не скрывалась, казалось, ее никто не заметил. Дарьеш продолжал обвивать кольцами Миллиту, словно питон, готовящийся сожрать кролика. Его лицо было искажено гневом, на нем не осталось ни одной красивой черты, что позволили бы опознать в нем наследного царевича Шейсары.

— Отпусти ее! — закричала Иллиана, прижав ладони к щекам, чувствуя, как ужас сковывает тело.

Дарьеш резко повернул голову и зашипел:

— Пошла прочь отсюда, это не твое дело!

Миллита повернула голову, из ее глаз полились слезы. Крупными каплями они катились по лицу, расчерчивая влажные дорожки, пока она смотрела на Иллиану. Смотрела и молчала. И это было гораздо красноречивее, чем если бы она закричала вновь.

— Отпусти! — выдохнула снова Иллиана, и не думая уходить. — Отпусти немедленно или я позову Торриена!

На губах Дарьеша вспыхнула ядовитая улыбка, полная презрения и даже ненависти.

— Дела мирая и его хасси никого не касаются. Или убирайся, или подойди поближе, если так хочешь присоединиться к нашей маленькой игре.

Иллиана тяжело дышала. Она не знала, что делать, потому что, объективно говоря, и впрямь не имела права тут находиться. Перед ней был царевич нагов, а она — всего лишь человек, чье слово не имеет веса. Чья жизнь стоит всего-навсего мешок золотых аспидов.

Но налитые слезами глаза Миллиты… умоляли помочь. Остаться, не бросать.

Но разве может Дарьеш причинить вред своей хасси?

Иллиана колебалась под двумя перекрестными взглядами. Одним — полным сарказма и ярости, и вторым — ужаса и обреченности.

Иллиане показалось, что избранница Сапфирового змея готовилась вот-вот остаться в одиночестве. Ведь иначе и быть не могло. Никто не смеет перечить наследнику.

Словно в подтверждение этого, Миллита вдруг опустила взгляд и повесила голову, закрыв глаза.

— Ну, а ты чего молчишь? — зарычал вдруг на нее Дарьеш, встряхнув сжатую в кольцах девушку. — Скажи своей подружке, чтобы убиралась!

Мирай словно в один миг начал еще сильнее злиться. Он приподнял Миллиту, и теперь она не лежала под ним, но повисла на огромном хвосте напротив.

— Или ты сильно страдаешь с наследником целой Шейсары? — продолжал он, и его физиономия начала краснеть от гнева. — Может, я тебя недостаточно ублажал, что ты строишь глазки другим мираям за моей спиной?!

Огромное кольцо хвоста свилось на животе девушки, неумолимо сжимаясь. Миллита задергалась в этом захвате, пытаясь убрать удавку, и заплакала еще громче:

— Нет, пожалуйста, там же малыш! — закричала она.

В этот момент у Иллианы окончательно отключилось всякое чувство самосохранения. Она рванула вперед и со всей силы толкнула змея, пытаясь оторвать его от девушки.

Естественно, это было бесполезно.

— Отойди от нее, чудовище! — бросила она, как попало стуча Дарьеша в грудь кулаками. — Она же беременна!!!

— И что с того? — выпятив верхнюю губу, из-под которой показались ядовитые клыки, прошипел змей. — Она все равно сдохнет, потому что не в состоянии выносить настоящего мирая! Мерзкое человеческое отребье, которое убьет моего ребенка!

С этими словами он одним легким движением оттолкнул Иллиану, отчего она упала на ковер, а сам поднял Миллиту еще выше, добираясь кольцами хвоста до шеи.

Иллиана больше не раздумывала, спасать или нет подругу, которая на ее глазах белела и хрипела, задыхаясь. Она просто подняла тяжелую юбку своего платья и резким рывком достала нож, привезенный из родного дома, из чехла, который приказал для нее сшить Торриен.

Он знал, что его хасси носит под одеждой оружие. И не возражал. Говорил, что, мол, раз это заставляет ее чувствовать себя спокойно, он не будет против. В любом случае во дворце никто не станет нападать на хасси царевича. И только раз он, будто в шутку, засмеялся и попросил не пускать оружие в ход против царя. Иначе спасти ее от наказания будет проблематично.