Том презрительно посмотрел на него и отошел.

— Том, детка, погоди, — пропищала Джордан, побежав за ним.

Джейк Келлер кипел от злости и унижения.

Ну хорошо, сукин сын, не думай, что я забуду тебе это. Я сперва покончу с мадам президентом, а потом возьмусь за тебя, Томми-мальчик.

— Элеонор, уже заиграла музыка, — взмолилась Линда, и ее круглое лицо сморщилось от переполнявших чувств. — Надо идти. Неужели ты не можешь сделать это позднее?

Филиппа стала снова поправлять кружева на юбке. Элеонор всегда была странной, даже в детстве… Если она хочет прочитать присланные факсы за десять минут до начала свадебной церемонии — ну что ж, ничего удивительного. Она поблагодарила Всевышнего, что ее тетя Беренгария умерла и не видит поведения дочери.

Элеонор нехотя отложила пачку бумаг от Сэма Кендрика. Она настояла на том, чтобы факс в спальне был постоянно включен. Даже сегодня. Она читала отчеты о съемках «Увидеть свет». Там проблемы. Роксана Феликс изображает примадонну международного класса, но печально, что и другие дела идут плохо. Свет подводит, место для съемок на натуре не годится, группа по незнанию нарушила местные правила, и приходится рано заканчивать съемочный день.

Все это мелочи, но день за днем они нагромождаются друг на друга. А Элеонор отвечает за этот проект. Лично.

Ну что ж, сказала она себе, поднимая тяжелый букет бледно-розовых роз с жасмином, жимолостью и парой золотистых тигровых лилий. Все равно сегодня она ничего не может поделать. Сегодня суббота. А через пять минут она собиралась выйти замуж.

Работа до последней минуты, подумала Элеонор. Как будто это может помочь, как будто можно купить дополнительное время…

Все равно откладывать больше нельзя. Звуки струнного квартета плыли над заполненным гостями садом, над людьми, составлявшими верхушку кинобизнеса. Все ждали ее.

Все жаждали увидеть кульминацию церемонии, задуманную в соответствии со стандартами лос-анджелесского высшего света. Она, Элеонор, станет частью пары, супружеской пары, что считалось абсолютно необходимым в девяностые годы.

Ценились моногамия и ребенок, необходимые аксессуары признанной состоявшейся жизни. На самом деле, считалось это шиком или нет, Элеонор действительно несколько лет мечтала о ребенке. Но…

По крайней мере все, что она делает, правильно. Этого никто не может отрицать. Свадьба Элеонор Маршалл будет самой шикарной после свадьбы ее друзей Джона и Джины Кристиансен. Церемония проходила в средневековой греческой православной часовне, традиционном месте, где венчались предшествующие поколения семьи. Было мило, необычно, но казалось простовато, пока до тебя не доходило, что эта часовня стоит рядом с замком Дракулы в Трансильвании. Двести гостей были вывезены туда на пять дней, празднование закончилось приемом в летнем дворце бывшего диктатора Чаушеску. Конечно, такое Элеонор не превзойти, но тем не менее сегодня они с Полом по уровню подошли довольно близко. Стоя у окна и глядя вниз, Элеонор думала, что сейчас Джина и Джон хорошо проводят время. Отсюда вообще казалось, что всем в саду хорошо, а в этом и заключалась главная идея. Она, Элеонор Маршалл, не собиралась умереть, как побитая собака. Том Голдман счастлив иметь детей от своей свистушки. Сердце Элеонор разрывается, но ни один хищник не должен этого увидеть.

Она поклялась себе. У нее тоже будет ребенок, пусть не от того человека, о котором она мечтала. Как только малыш появится и она возьмет его на руки, она полюбит его. Даже если он зачат Полом, а не Томом. Ведь она, именно она, его мать. И когда она выйдет замуж, устроив пышную свадьбу, как у европейской принцессы, ей никогда больше не придется терпеть шепот Изабель Кендрик у себя за спиной или видеть, как нарочито крепко цепляется Джордан Голдман за своего мужа. Или терпеть колкости и намеки от Джейка Келлера. Никто больше не сможет выражать ей таким образом свое сожаление. Наоборот, все будут вынуждены усвоить: Элеонор Маршалл — самая счастливая женщина в мире, у нее все так, как она хотела.

Последний взгляд в зеркало показал ей: она выглядит превосходно. Сенсационно. Ошарашивающе. Ну что ж, видит Бог, она, не скупясь, заплатила за это. Она хотела быть уверена, что Джордан Голдман, взглянув на нее сегодня, станет корчиться от зависти, и ей не придет в голову жалеть ее. Элеонор хотела быть уверена, что Том Голдман будет сражен ее видом. Пускай поймет, что он потерял.

Она хотела, чтобы Том думал, будто она приняла кольцо от Пола Халфина с радостью в сердце. Она желала причинить ему боль.

Но это все было как болезнь. Она потратила шестьдесят тысяч долларов на свадьбу, и ни один цент из этой суммы не предназначался для того, чтобы произвести впечатление на ее собственного жениха. Нет, это все только бизнес. Гордость. Все для Тома.

— О'кей, дамы, — сказала Элеонор Маршалл. — Не хотите ли взяться за шлейф? Тогда пошли.

Ее подружки счастливо засуетились вокруг, подобрали длинный красивый шлейф из старинных кружев и проследовали за невестой вниз по лестнице в сад. Они вышли на яркий солнечный свет как раз в тот момент, когда музыканты взяли первые ноты известной мелодии свадебного марша.

Все гости как один обернулись, и Элеонор, взглянув сквозь прозрачный шифон вуали, была вознаграждена, увидев совершенно потрясенные лица и услышав возгласы восхищения. Ее красота сразила их. Глазами она мгновенно отыскала Тома Голдмана. Он смотрел прямо на нее с выражением, которое она не могла понять.

Она очень холодно отвела взгляд и посмотрела на Пола Халфина. Жениха. Красивого, замечательного, властного, ждущего ее у алтаря.

Итак, она сделала выбор. И теперь должна будет жить с ним.

Роксана Феликс гуляла босиком вдоль берега по мелкому рассыпчатому сухому песку, пальцы погружались в него, ощущая нежную ласку. Она наслаждалась прохладным ветерком ночи. Перед ней лежало чернильно-черное море, волны набегали на берег и отступали, глубоко вздыхая и создавая замечательный, совершенный фон для размышлений.

На пляже было пустынно. Серебристая тропическая луна, почти полная, висела на небе низко, почти у горизонта, и звезды, как ледяные бриллианты, были раскиданы повсюду на черном бархате неба. Она не видела такого неба с самого детства. Неоновые рекламные щиты Манхэттена и сверкающие ночные огни Лос-Анджелеса, Чикаго, Лондона и Парижа вытеснили настоящие звезды.

Роксана посмотрела вверх на чашу неба.

Звезды сверкали, красивые, недосягаемые, далекие; они двигались по своей собственной орбите над головой каждого, кто смотрит на них, подумала она. «Пожалуй, неплохая метафора для всех моих дел, — подумала Роксана. — Они такие же холодные и мертвые. Такие же, как и я».

Вдруг она резко замотала головой, не желая слушать голоса внутренних демонов. Она никогда их не слушала. Она запрещала им прорываться. Нельзя разрешать им отнимать у нее больше секунды. Вторгаться в ее мысли. Роксана знала это. Как знала и то, что стоит пуститься в воспоминания — ей конец.