— О ком вы говорите? — Эдвард Гилдкрист просунул голову в дверь. — Не знаю никого в Падвелле, кто бы соответствовал данному описанию. Ах, если бы викторианский живописец мог вас увидеть! Вы вдвоем словно олицетворение домашнего уюта.

Было не трудно догадаться, что Эдвард мечтает увидеть Прим в роли хозяйки в своем доме.

— Мы говорили о Джордже, — ответила я. — Это внук моего работодателя. Прим взяла его под свое крыло. Джордж умный мальчик, но долгое время был предоставлен сам себе. Сейчас с ним занимаются репетиторы по математике и истории. А Прим читает мальчику стихи и пытается приручить дикаря.

Эдвард бросил на Прим нежный взгляд.

— Надеюсь, ты не очень перегружаешь ребенка?

— После Гайаваты мы возьмемся за Джона Клера[55]. — Прим вылила взбитые белки на противень, покрытый пергаментной бумагой. — Возможно, и за Хаусмана[56]. Красота природы и все такое. Джордж, кажется, устал от положительных героев и не упускает случая показать характер.

— Все дело в искалеченной ноге, — сказала я, нарезая тесто. — Как жаль, что мальчик не может о ней забыть. Он напоминает взбунтовавшегося ангела. Очень красивый ребенок, когда не хмурится и не гримасничает. Прим, может, стоит почитать ему Байрона? Прекрасная ролевая модель. Хромая нога не помешала ему прославиться, ведь он стал великим поэтом.

— Прекрасная идея! Обязательно почитаю. То, что женщины сходили с ума из-за Байрона, придаст Джорджу уверенности в себе. Думаю, что женщинам импонирует слабость, в них слишком силен материнский инстинкт.

Я подумала о привычке Эдварда к выпивке. Неужели настанет день, когда Прим увидит в слабости Эдварда положительную сторону и наконец-то ее материнский инстинкт найдет применение?

— Не этого ли мальчугана я видел в деревне? — спросил Эдвард. — Я не знаком с ним. Он не входит в число моих пациентов. Знаете, его ногу возможно исправить. Конечно, лечение необходимо было начать гораздо раньше, желательно с двух лет. Ему необходимо было пользоваться костылями, массажировать ногу и накладывать тугие повязки. Лучший эффект дает комбинирование этих приемов. Но обязательна пересадка сухожилия. После операции нога стала бы полноценной, он лишь слегка прихрамывал бы.

— Ты уверен, Эдвард? — Прим забыла о стряпне. — Операция может полностью изменить жизнь мальчика. Он ужасно страдает. Однажды, когда мы читали у камина, я принесла ему чай. Я сделала бы это для любого гостя, но Джордж пришел в ярость. Он подумал, что я отношусь к нему, как к калеке. — Прим не сводила глаз с Эдварда. В руках она держала ложку. Жидкий белок капал с ложки на пол.

Розовое лицо Эдварда стало багровым.

— Конечно, я сделаю все, что смогу. Но существует профессиональная этика. Доктора не имеют права навязывать лечение. Вы должны будете убедить его родителей согласиться на операцию.

— Его родители мертвы, — задумчиво произнесла Прим. — Грустная история: мать утонула, а отец… Джорджа воспитывает дед. Дасти упрям и невежественен, но Фредди постарается уговорить его.

Краем глаза я увидела Бальтазара. Пес с невинным видом ковылял к своему убежищу в шкафу. В зубах у собаки болтались ключи от машины Эдварда.

— Конечно же, я постараюсь, — сказала я после того, как мы с невероятными усилиями отобрали у Бальтазара ключи и вытащили из его логова мою сумку — Бальтазар сумел незаметно утащить ее и спрятать. — Отношения между внуком и дедом оставляют желать лучшего. Джордж ведет себя вызывающе. Дасти лупит его за это, но мальчик не становится послушней. Но, с другой стороны, не так много мужчин, которые взялись бы самостоятельно воспитывать внука-сироту. Думаю, что мы сможем найти с ним общий язык. — Я довольно убедительно зевнула. — О Господи, как я устала! Думаю, что пора идти спать. Эдвард, ты заменишь меня, поможешь Прим с тортом? Она покажет, что надо делать. Спасибо за ужин, — я поцеловала Прим.

Прим посмотрела на меня подозрительно.

— Как жаль, что не смогу проводить тебя домой, — сказал Эдвард, но при этом совершенно не выглядел расстроенным. — Если нужно, я помогу с выпечкой…

— Я справлюсь сама. До свидания, уходите оба.

Ночное небо было прозрачным. Звезды смотрели на меня с высоты. Я подумала: «А вдруг ударит мороз?» Ночные заморозки — кошмар для любого фермера. Уилл Дейви, таксист, который подвозил меня из Падвелла минувшей ночью, много рассказывал о нелегкой работе на ферме. Уилл с сентября по ноябрь давил яблоки на своем прессе и делал домашний сидр. Он прекрасно знал, о чем говорил.

Удивительно, насколько менялся знакомый пейзаж вслед за изменениями погоды. Лес сейчас казался огромным черным пятном. Там птицы вьют гнезда, кроты сидят в норах, лисы гоняются за кроликами. Вечное противостояние жизни и смерти. Жизнь животных, как и людей, зависит от смены циклов природы, но мне казалось, что в некотором смысле наши меньшие братья приспособлены к этим изменениям гораздо лучше нас. В процессе развития того, что так гордо называется цивилизацией, мы перестали жить сегодняшним днем и полагаться на инстинкты. Мы все еще беспомощны перед лицом природных катаклизмов и экологических проблем, созданных нашими же руками. Великие научные открытия и технологические достижения только высветили зыбкость и кратковременность нашего бытия.

Большая сова с шумом пролетела надо мной. Если бы рядом находилась Хлоя, то она разразилась бы громким лаем — она всегда меня защищала. Я ужасно скучала по собаке. Вдруг позади раздались трели. Было довольно поздно, птицы не поют в такое время. Я ускорила шаг. Переливчатый свист не отставал. Я чувствовала некоторое беспокойство. Даже одетый Лемми внушал… нет, не страх, скорей опасение. Длинную бороду, грязную, всю в дырах одежду можно было терпеть при свете дня, но ночью, в лесу, вдали от людей… Знакомые звуки из оперы «Севильский цирюльник» заставили меня побежать. Кто-то мчался следом. Я уже готова была закричать, как вдруг увидела Хлою. Собака радостно виляла хвостом и казалась довольной тем, что я нахожусь в хорошей форме, быстро бегаю. Хлоя, очевидно, решила, что я играю с ней.

Только подперев креслом входную дверь и осветив все помещения газовыми лампами, я поздоровалась с собакой. Хлоя подпрыгнула и облизала мне лицо влажным шершавым языком. Я насыпала в миску немного еды, но заметила, что собака притронулась к ней только из вежливости. Хотя Лемми жил в лесу, в его жилище, очевидно, находилось достаточное количество еды для собак. Хлоя выразила готовность проводить меня в спальню. Я поставила свечу на ночной столик. Успокоившееся было сердце снова начало бешено колотиться. В полумраке комнаты отчетливо раздавалось чье-то глубокое дыхание. Я высоко подняла свечу. Кто-то лежал на моей кровати. Крадучись, я подошла поближе. На покрывале лицом вверх лежал Гай и крепко спал. Макавити свернулся клубком на его груди так, что они лежали нос к носу.