Положение спас граф Петр Иванович Панин, находившийся в подчинении у Салтыкова в его звездный час при Кунерсдорфе 1 августа 1759 г., когда прусский король Фридрих, видя неизбежное поражение и не в силах пережить позор, в отчаянии восклицал под огнем русской артиллерии: «Неужели ни одно ядро не поразит меня?» Панин, войдя в траурную комнату в парадном мундире генерал-аншефа с лентами орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Георгия, обнажил шпагу и, став на караул у гроба, твердо произнес:

— До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почетного караула для смены!

Он рисковал репутацией и карьерой, но не мог, как видно, не отдать должное своему бывшему главнокомандующему.

П.С. Салтыков был непосредственным предшественником «екатерининских орлов». Его деятельностью было положено начало складыванию нового национального направления в военном искусстве, которое нашло наиболее полное выражение в ратных деяниях П.А. Румянцева и А.В. Суворова.

Еще в молодые лета, будучи солдатом гвардии, Салтыков был отправлен Петром I за границу для обучения мореходству, но так и не приобрел тяги к морской службе. Вернулся в Россию он уже в царствование Анны Иоанновны. Отец Петра Семеновича генерал-аншеф Семен Андреевич Салтыков приходился ей родственником, к тому же оказал императрице важные услуги при ее вступлении на престол и потому пользовался особым расположением. Оно распространялось и на Салтыкова-младшего, которого Анна Иоанновна называла по-родственному — «мой кузен». Вскоре после ее воцарения сын, как и отец, получил графский титул, а в 1734 г. был произведен в генерал-майоры.

По вступлении на престол Елизаветы Петровны в 1741 г. положение Салтыкова несколько пошатнулось. Он принужден был покинуть столицу, участвовал в войне против Швеции (см. очерк о П.П. Ласси). Позднее в чине генерал-аншефа получил назначение на должность начальника украинских ландмилицейских полков. До Семилетней войны 1756–1763 гг. он, по словам историка Д.Н. Бантыш-Каменского, был известен «более между царедворцами, нежели генералами».

В ходе войны нерешительность и безынициативность генерал-аншефа В.В. Фермора заставила искать ему замену, как главнокомандующему русской армией. Выбор пал на 60-летнего Салтыкова. Это назначение было для многих неожиданным, но, к чести Петра Семеновича, он сумел оказаться на высоте положения, выступив достойным соперником прусского короля Фридриха II — самого выдающегося полководца Европы середины XVIII в. Как писал современник, русские войска «ободрились и стали более на старичка, своего предводителя, надежды полагать, который уже с начала приезда своего солдатам полюбился».

Действовать приходилось так, чтобы и не вызвать недовольства в Санкт-Петербурге, и результата добиться. Дело в том, что Конференция — высший государственный орган при высочайшем дворе, окончательно подпав под влияние Австрии, выработала на 1759 г. такой план операций, в соответствии с которым русской армии отводилась вспомогательная роль по отношению к союзной ей армии австрийской.

В июне 1759 г. Фридрих, имея главные силы в Силезии и Саксонии, находился между русскими и австрийцами. Кроме того, отдельный прусский корпус оперировал против русских в Польше. Салтыков принял смелое решение: для соединения с союзниками наступать к Одеру. Путь преградил корпус генерала Веделя, который 12 июля по приказу Фридриха атаковал русских при деревне Пальциг. Армия, которую Салтыков заблаговременно развернул в боевой порядок, в упорном бою отразила атаки противника и нанесла ему тяжелое поражение. Путь к Одеру для соединения с австрийцами был расчищен.

Но те не торопились к воссоединению. Австрийский командующий фельдмаршал Даун, несмотря на двукратное превосходство, опасался вступать в сражение с Фридрихом и предпочитал подставлять под вражеский огонь русских. Он желал увлечь союзников в Силезию, но Салтыков уже «раскусил» коллегу. Выведя 17 июля армию к реке, он вновь решил действовать активно: идти вдоль Одера к Франкфурту и создать, таким образом, угрозу Берлину. 23 июля русские, заняв небольшим отрядом Франкфурт, основными силами расположились на высотах в районе деревни Кунерсдорф на правом берегу Одера.

До Берлина оставалось немногим более 80 км. Угроза столице вызвала немедленную реакцию противника. Фридрих с армией численностью около 48 тысяч человек принял решение атаковать.

Но и австрийцев выход русских войск в район Франкфурта побудил, наконец, присоединиться к ним: Даун хотел совместно пожать плоды возможной победы. После этого силы союзников достигли 59 тысяч человек (включая 7–8 тысяч иррегулярной конницы, считавшейся непригодной к использованию в сражении).

Салтыков, узнав о приближении Фридриха, занял на Кунерсдорфских высотах (на правом берегу Одера напротив Франкфурта) позицию и приступил к ее оборудованию. Расположив пехоту в две линии, русский генерал вместе с тем отступил от канонических правил построения линейного боевого порядка. За правым крылом он создал очень сильный резерв из части русской кавалерии и всего австрийского корпуса. Кроме того, предусмотрел возможность маневра резервом вдоль фронта, который потом и осуществил.

Прусский полководец переправился через Одер ниже Франкфурта и 1 августа атаковал позицию русско-австрийской армии. Свои войска он развернул под прямым углом к фронту союзников и после сильной артиллерийской подготовки атаковал их левое крыло. Салтыков не препятствовал маневру противника, он лишь стремился ограничить продвижение пруссаков на запад, к правому крылу своей позиции.

Между тем охватывающая атака левого крыла русских войск оказалась для пруссаков успешной: полки находившегося здесь обсервационного корпуса были опрокинуты. Фридрих продолжал атаку, рассчитывая продольным ударом «смотать», как нитку на катушку, боевой порядок русских. В ответ Салтыков перестроил войска центра, которыми командовал будущий фельдмаршал П.А. Румянцев. Последний, чтобы усилить сопротивление войск, расположил их в несколько линий, создав глубокий и упругий боевой порядок. Во многом благодаря этому удалось, невзирая на большие потери, удержать позиции. Фридрих сбил первые две линии, захватив при этом до 70 орудий, но дальнейшая атака захлебнулась. Несвоевременно ринувшаяся на нерасстроенную русскую пехоту прусская кавалерия была разгромлена.

Важнейшую роль в этой фазе сражения сыграла русская артиллерия. Огонь из орудий системы будущего фельдмаршала П.И. Шувалова сорвал маневр противника, попытавшегося обойти центр русско-австрийских войск. Русские пушкари успешно боролись и с прусской артиллерией, ведя огонь поверх боевых порядков своей пехоты (см. очерк о П.И. Шувалове).

В сражении наступал явный перелом. По инициативе командиров нескольких частей войска Салтыкова ударили в штыки. Последовавшая затем общая контратака обратила пехоту короля в паническое бегство. Совершенно доконала пруссаков кавалерия Румянцева. Правда, победа досталась большой ценой: союзники лишились 16 тысяч человек, из которых 13,5 тысячи пришлись на русскую армию.

По признанию Фридриха II, чуть не попавшего в плен, от его 48-тысячной армии не осталось и 3 тысяч. В отчаянии он писал в Берлин одному из друзей детства: «Жестокое несчастье! Я его не переживу. Последствия дела будут еще хуже, чем оно само. У меня нет больше никаких средств и, сказать правду, считаю все потерянным»[145]. Это было наиболее тяжелое поражение, которое он потерпел за всю полководческую карьеру.