Приставив пистолет к виску Матильды, он поднял вторую руку. В ней он держал шприц. Введя иглу Матильде в шею, мужчина произнес:

– Как вы долго.

На короткое мгновение его лицо высунулось достаточно, чтобы можно было разглядеть, кто это.

– Без глупостей, Юхан, – сказал Бергер.

Юхан Дальберг, «преподаватель философии», старший брат, ответил:

– Из-за того, что вы так медлили, она сделалась неуправляемой. Пришлось дать ей мягкое снотворное. Это ее разбудит.

Он ввел все содержимое шприца маме в шею. Когда он швырнул шприц на пол, левая рука его дрожала.

– Положите пистолеты, – скомандовал Юхан.

– Ты же понимаешь, что мы не можем этого сделать, – сказала Блум.

– Тогда я ее застрелю, – спокойно произнес Юхан. – Пиф-паф!

– Тогда ты гарантированно погибнешь, – сказал Бергер.

– Я и не рассчитываю выбраться отсюда живым. Вопрос лишь в том, скольких я заберу с собой. Делайте, как я сказал, и останетесь жить. И она тоже.

Бергер положил пистолет на стол. Блум колебалась.

– Ну давай же, клади. Они будут лежать тут, рядом. Я приготовил для вас два кресла. Усаживайтесь поудобнее.

Крайне неохотно Блум отложила пистолет. Они с Бергером сели.

– Как здорово было, – искренне произнес Юхан Дальберг. – Встретить хоть какое-то сопротивление. Приятно, что кто-то меня понимает.

– Думаю, мы понимаем не всё, – ответила Блум. – Но довольно многое.

– Мы считаем, что речь идет о ночи на пятое июля девяносто пятого года, – сказал Бергер. – Все четверо братьев на берегу озера Меларен. Твой отец установил какую-то конструкцию, чтобы провести эксперимент над своими детьми. Какое-то хирургическое вмешательство, от которого у тебя до сих пор трясется левая рука.

Юхан Дальберг тряхнул головой.

– Знаю, – расстроенным голосом произнес он. – Дрожь вернулась. Она совсем прошла после того, как я убил этого старого мерзавца. Восемнадцать ударов ножом, восемь из них в лицо. Как мне было хорошо. Рука слегка дрогнула, когда я убивал этого проклятого Рютгера из Эскильстуны, а в остальном все было прекрасно. До сегодняшнего дня, Сэмюэль Бергер.

– Зови меня Сэм, – сказал Бергер. – Значит, ты убил собственного отца на вилле в Стэкете в ночь на пятое марта этого года?

– Не на вилле, – поправил его Юхан. – На парковке. Была уже ночь, не знаю, сколько времени, может быть, час ночи. Он не спал. Я сидел в «Вольво» и собирался начать – еще не поздно было передумать. Я сидел так десять минут – эти минуты решали судьбу моей семьи. Но всерьез я никогда не сомневался. Я позвонил ему, он искренне удивился, и все-таки мне удалось выманить его из виллы, он пришел весь такой в стильной шелковой пижаме и тут же принялся меня оскорблять. Если бы он этого не сделал, все, возможно, сложилось бы иначе. Он сказал, что вся надежда была на меня, а я, как старший брат, больше других разочаровал его, из меня ничего путного не вышло, несмотря на все его старания. Мне ничего не стоило решиться. Нож я держал за спиной. Он как будто сам хотел, чтобы я это сделал. Я ударил восемнадцать раз. Восемь из них в лицо. Так было положено начало закономерного конца нашей семьи.

Матильда дернулась в объятиях Юхана, открыла глаза. Довольно быстро пришла в себя. Оценила ситуацию. Осталась в положении полулежа. Тихонько застонала.

– И все-таки мне хочется удовлетворить свое любопытство, – спокойно произнес Юхан, крепче сжимая мать. Вы частные детективы, но кто ваш работодатель? Только не надо рассказывать сказки про американские официальные власти.

– Ее фотография висела у вас на стене в доме на берегу. Она из полиции. Зовут ее Ди. Она спасла близкого нашему сердцу ребенка и потеряла обе ноги.

– Понимаю, – кивнул Юхан. – Полагаю, ей противостоял Конни Ландин?

– Да, – подтвердил Бергер. – На самом деле, ты спас ее от того монстра, Руфуса Лагергрунда. И за это мы тебе благодарны. Но ты забрал ее телефон.

– Думаю, у нее есть ребенок, который написал на мобильнике ее домашнее имя, – улыбнулся Юхан. – Ей не о чем беспокоиться. Я бросил его в Меларен.

– А теперь удовлетвори наше любопытство, – попросил Бергер. – Расскажи о ночи на пятое июля девяносто пятого года. На том самом месте, где ты выбросил телефон.

– Сначала расскажите о том, как все прошло на Фабрике. Я так рад, что вы разгадали мой маленький ребус. И я был уверен, что эти чудовища ее не найдут. Это не те люди, которые чувствуют стиль и нюансы.

– Ты называешь это Фабрикой?

– Когда я был маленьким, там была фабрика. И детская площадка. Мы ныряли за камешками. Играли среди огромных валунов.

– Разноцветные камешки, – кивнул Бергер. – Оранжевый считался самым ценным.

Впервые по лицу Юхана пробежала тень удивления:

– Насколько вы крутые детективы? В том числе эта, немая. Я почему-то уверен, что загадку со стрелкой разгадала именно она.

Бергер бросил беглый взгляд на «немую». Блум все впитывала, но никак не реагировала.

– О камешках рассказал твой брат Эрьян, – сказал Бергер.

– Джордж, – с печальной улыбкой кивнул Юхан. – Бедолага. В Уилмингтоне он был проблемным ребенком, наркоманом и мелким преступником. В том, что именно он стал полицейским, наверняка есть какой-то неведомый мне смысл. Но теперь и он мертв.

– Его убили в здании полиции, – сказал Бергер. – Такое не должно было произойти. Думаешь, здесь мы в безопасности? Пойдем с нами, побеседуем в более защищенном месте.

– Не думал, что услышу от вас стандартные полицейские фразочки, – разочарованно произнес Юхан. – Я отсюда живым не выйду, это я знаю точно. Да я этого и не хочу. Я прожил здесь не один месяц, тут я все спланировал. Я тогда только вернулся в Швецию из США. В голове зародилась идея, что прошлое нужно исправить. В феврале мне удалось снять эту конуру. В ней я и засел, пытаясь переосмыслить прошлое и понять, как действовать дальше. В начале марта я разнюхал, что на Фабрике осталось потайное складское помещение. Мне удалось его найти. Там, среди прочего, лежал блокнот, листки из которого вы видели на стене. Я обнаружил его утром пятого марта прошлого года, в ужасе прочел дебильные лозунги моего отца, а когда дошел до рисунка с расчлененным грудным ребенком, снабженного описанием, я понял, насколько всеобъемлющим должен стать мой проект по очищению прошлого. На подготовку дал себе ровно год – до пятого марта. То, что это было именно пятое число, я воспринял как знак. Я приступил к детальному планированию. Именно тут. Я чувствую себя здесь как дома. И я не против тут и умереть.

– А мы против, – сказала Молли Блум.

Это была ее первая реплика за