увидеть ее лишь издалека, когда она выходила из церкви после окончания службы в сопровождении своей фрейлины.

«… она высокая, хорошо сложена, но напоминает более мадам Элизабет, нежели королеву, блондинка, с красивыми ножками, но походка плохая…, в ней присутствуют грация и благородство».

Хождение по высоким кабинетам в Вене принесло лишь смутное обещание заплатить мадам Корф и Штегельман, когда Мари-Терез достигнет совершеннолетия, а пока обитатели Шёнбрунна отделались тысячей дукатов.

«Поведение Мадам Руаяль меня шокировало и оскорбило», — записал фон Ферзен в своем дневнике перед отъездом из Вены. Он уехал к Кроуфордам во Франкфурт, где Элеонора по-прежнему блистала в обществе и не проявляла никакого желания связать свою жизнь с ним. Это заставило его отказаться от «плана счастья, который он составил себе» и написать сестре:

«Я чрезвычайно боюсь, что никогда не буду счастлив и должен отказаться от мысли о счастье».

Вновь на королевской службе

Тем временем на родине фон Ферзена произошли большие изменения. Достиг совершеннолетия сын покойного короля; он был провозглашен королем Густавом-Адольфом IV. Юноша был полной противоположностью своему отцу: молчаливый, холодный, упрямый, избравший себе в качестве идеала дурной памяти короля Карла ХII, никогда не уступавшего ни в чем. Помимо этого он был непримиримым лютеранином, и именно на этой почве расстроился его брак с прелестной великой княжной Александрой Павловной, внучкой императрицы Екатерины II. Юноша расторг уже твердо достигнутую договоренность, отказавшись предоставить Александре право исповедовать православную веру — непременное условие для всех российских великих княжон, выходивших замуж за границу.

Некоторые современники видели именно в этом событии одну из причин апоплексического удара, вскоре поразившего императрицу. Во время пребывания в Санкт-Петербурге молодой человек общался с женой Александра I Елизаветой Алексеевной, урожденной принцессой Баденской. Та решила сосватать ему свою младшую сестру Фредерику, что ей удалось сделать без особого труда, ибо Густав буквально влюбился в портрет девушки и вбил себе в голову, что непременно должен жениться на ней.

Взойдя на трон 1 ноября 1796 года, молодой король быстро отделался от опеки регента и призвал к служению сторонников своего отца, среди которых был и фон Ферзен. В качестве опытного дипломата он провел необходимые тайные переговоры для бракосочетания молодого короля в следующем году. Далее ему пришлось представлять Швецию на Раштаттском конгрессе, где Французская республика, упоенная своими победами в Италии над австрийцами, наметила урегулирование территориальных вопросов по немецким княжествам на левом берегу Рейна, оккупированным французской армией, и возмещение нанесенным им потерь. В ноябре 1797 года Ферзен в ранге полномочного посла, обеспечив шведское представительство соответствующей помпой, отправился в Раштат, городок в маркграфстве Баденском. Его появление там произвело неожиданный фурор. Для начала шум подняла французская пресса, возмущенная тем, что Швецию представляет человек, тесно связанный со старым режимом и занесенный в список эмигрантов.

Далее последовал прием у генерала Бонапарта, которого еще не очень хорошо знали, но уже основательно побаивались после успехов французского оружия в блестящей Итальянской кампании. Эта особа, болезненного вида, лишенная представительности, «с тоном и манерами выскочки, без благородства и достоинства», обставила аудиенцию таким образом, что она превратилась в настоящее оскорбление. Генерал заявил, что Французская республика не может принимать шведского представителя со столь отталкивающей репутацией, имеет полное право отказать ему. Для Ферзена, дипломата старой школы с ее изысканной учтивостью, подобное обращение стало настоящим потрясением.

На другой же день генерал отправил меморандум министру Талейрану, в котором настоятельно требовал: никаких представителей Швеции с репутацией, «отталкивающей для всякого французского гражданина… Нет, сударь, Французская республика не потерпит, чтобы люди, которые слишком известны их связями со старым французским двором, возможно, занесенные в список эмигрантов, вызывающе держали себя по отношению к посланникам первой нации на земле». На этом возмущение Бонапарта не прекратилось, и на другой день он высказал свое негодование министру маркграфства Баденского, барону фон Эдельсхайму, по поводу того, что Швеция прислала человека, который «спал с королевой». Это неприятно поразило Ферзена, привыкшего к соблюдению приличий. К счастью, король отозвал его с конгресса для ведения дел по своему предстоящему бракосочетанию.

Выполнив все свои задачи, Ферзен отправился в Германию, где вновь встретился с Кроуфордами. Элеонора по-прежнему не желала соединить свою жизнь с фон Ферзеном. В 1797 году эпизод, достойный комедии положений, столь любимой французами, навсегда оборвал эту связь. И. М. Симолин, бывший русский посол в Париже, по ошибке передал письмо Элеоноры, предназначенное Ферзену, Кроуфорду. У того наконец-то открылись глаза на эту долголетнюю измену его спутницы, и он смертельно обиделся на соперника. Отомстить Кроуфорд смог обычным способом, выставив в мемуарах на первый план свою роль в защите королевской четы и сведя к нулю все усилия фон Ферзена.

Кроуфорды возвратились в Париж, где Квентин восстановил часть своих коллекций, заработал солидную репутацию изданием трудов по Индии и организовал в своем особняке настоящее гнездо шпионажа в пользу Англии. При Империи Кроуфорды смогли сблизиться с императрицей Жозефиной. В марте 1802 года Квентин женился на Элеоноре, причем не только в мэрии Парижа, но и дважды обвенчался с ней, как по англиканскому, так и по католическому обряду. Вследствие этого все последующие попытки родственников Кроуфорда лишить вдову наследства после смерти мужа в 1817 году оказались безуспешными. Элеонора царила в салоне, который при всех режимах был очень популярен (с 1804 по 1807 год он располагался во дврце Матиньон, ныне резиденции премьер-министра Франции). Именно там Талейран при получении известия о смерти Наполеона в 1821 году в ссылке на острове Св. Елены, на возглас Элеоноры:

— Какое событие! — произнес:

— Нет, это больше уже не событие, а всего-навсего новость!

При Людовике ХVIII, который проявлял особое благоволение к Элеоноре, она получила возмещение в сумме 1700 000 ливров и до самой смерти продолжала ослеплять всех на балах сиянием роскошных драгоценностей.

Таким образом, фон Ферзен оказался свободен от этой привязанности. Вскоре скончался любовник его сестры Софи, барон фон Таубе, завещав старому другу часть своего состояния. В 1800 году ушла в мир иной мать фон Ферзена, и Софи получила в наследство красивый замок, где она часто проживала вместе с братом. Они также путешествовали вдвоем,