Первому повезло. Он споткнулся, и предназначенное ему копье угодило в соратника. В того же попала и стрела Бури. И еще одно копье. Следующий боец прикрылся своим убитым как щитом, потом толкнул труп влево, а сам спрыгнул с лесенки вбок, где наткнулся на Гуннара. Однако гридень оказался достаточно ловок, чтобы выжить. Они с норегом сцепились и повалились на землю.

Пробитый копьем дружинник рухнул на Стюрмира. Тот отпихнул покойника и принял бой сразу с двумя водимировцами, ухитрившимися протиснуться в дверь разом и принять стрелу Бури на щит.

Хозяин щита прыгнул сверху на Тьёдара, который бросился на помощь Стюрмиру, но Вдоводел прыгнул быстрее, и полет гридень продолжал уже без ступни. Что, впрочем, не помешало ему обрушиться на Певца и вцепиться в него, как обезьяний детеныш в мамку.

А в подклеть тем временем спрыгнули еще двое, которых взял уже я.

Бой в тесноте и темноте – это нечто. Где-то снаружи, правда, горел факел, но лучше бы не горел. Мне было бы удобнее в полной темноте, чем в этом мельтешении теней.

Из раны на ноге потекла кровь. Не вовремя, однако. Сюда бы Медвежонка… Хотя нет. В этакой темноте и толчее берсерк – это смерть что своим, что чужим.

Я рубил и уклонялся, моля бога, чтоб под удар не угодил кто-то из своих, я бился и ждал – вот сейчас придет Волк…

Но Волка не было. Штанина пропиталась кровью, лицо, доспехи, руки – тоже в крови. К счастью – чужой.

Но позицию мы удерживали, потому что я всё еще был в двух шагах от лестницы, врагов позади не было, зато мои были рядом: я слышал, как ругается Гуннар, как радостно вскрикивает Скиди… Есть у него такая привычка: отмечать бодрым воплем каждый удачный удар.

Легкие с усилием втягивали душный тяжелый воздух, в котором кислорода – чуть. Едва-едва хватило, чтобы прореветь по-скандинавски:

– Сюда! Ко мне!

И на меня тут же навалился какой-то дружинник слоновьей комплекции. Я пугнул его уколом поверх щита, хлестнул саблей понизу, но сабля врубилась в край щита. Дружинник рванул щит с такой силой, что я еле устоял на ногах…

– Здесь! – Слева возник Харра Стрекоза, и амбал завалился назад.

Я рывком освободил саблю…

– Ульф! – Справа встал Стюрмир, рядом со Стюрмиром – еще кто-то из наших…

А впереди – никого. Только тела под ногами.

И – топот снаружи.

Бегут, что ли?

Минутное сомнение: заманивают?

Но соображаю: натиск ослаб полминуты назад. Недодавили. Хотя – могли. Значит…

– Вперед! – выдыхаю я и первым прыгаю на лесенку.

На площадке едва не теряю равновесие, наступив на шевелящееся тело, но кто-то позади толкает в спину, и я прыгаю на верхнюю ступеньку и через секунду с жадностью втягиваю свежий, пахнущий озоном воздух.

Выглядываю в окошко-бойницу…

Блин! Снаружи хлещет дождина! Да такой, что за струями не видно ни хрена!

На подворье куча народу. Намного больше, чем было людей у Водимира.

Очень шумно, но это не шум боя. Я уже неплохо разбираюсь в том, как и что звучит. Это не бой, это добивание.

Наши!

И точно. Прямо передо мной возникает Трувор. С ним – трое незнакомых длинноусых бойцов-варягов. Со всех льет так, будто только что из моря вытащили.

– Волк! – рычит он. – Где Водимир?!

В Караганде. Откуда я знаю?

– Нет его здесь! – Это со второго этажа орут. – Сбежал!

– Внизу? – Трувор Жнец кивает на дыру, из которой как раз вылезает Харра Стрекоза.

– Если он там, то уже не сбежит! – ухмыляется Харра, а следом за ним лезет… Ха, Вильд! Молодец, пацанчик! Выжил!

– Что там? – интересуется Трувор.

– Сокровищница, – докладывает Харра.

Трувор Жнец ухмыляется:

– Ну ясно! Если Волк лезет в подземелье, значит, там чья-то казна!

Я тоже ухмыляюсь: мы с Трувором славно повоевали во Франции. Есть, что вспомнить.

А вот и Хрёрек. В доспехах, забрызганных чужой кровью. Совсем как встарь.

– Водимир?

– Нет его здесь!

– Так что вы стоите, язви вас все великаны Муспельхейма! – рычит конунг. – Искать!

Разворачивается и ныряет в дождь.

Трувор с варягами – за ним.

Тьёдар и Стюрмир порываются – тоже, но я хватаю их за руки.

– Стоять!

Оглядываюсь… Так, Скиди здесь. И Бури. И Гуннар. Последний выглядит неважно. Из-под шлема течет кровь.

– Гуннар, Тьёдар! Вы остаетесь здесь! Позаботьтесь о берсерках и о наших раненых. И о том, чтобы казну Водимирову не растащили! Стюрмир, Бури – за мной!

Кажется, я знаю, куда подевался Водимир.

Уже на улице я сообразил, что Бури – плохой выбор. Под таким ливнем только из лука стрелять.

Но не возвращаться же.

Тем более что ко мне могут возникнуть вопросы, а я не собираюсь посвящать в свою догадку Хрёрека. Узнай князь-конунг о колодце, и дальше действовать будут уже другие. Даже повода не надо искать, чтобы меня отстранить. Раненой ноги хватит. Нога, надо отметить, слушалась прилично. Да и с чего бы ей не слушаться? На фоне моих предыдущих ранений это – сущий пустяк.

Первым в колодец спустился Стюрмир. По веревке. А вот мы с Бури слезали уже с комфортом. Беглецы оставили внизу лестницу.

Ход был сухой. Уровень воды в колодце поднялся, но до карниза, от которого и начинался подземный коридор, вода не доставала.

Работники Водимира потрудились изрядно. Стюрмиру, да, приходилось наклоняться, а мы с Бури даже в шлемах могли идти по ходу, не сгибаясь. Факелов не зажигали. У нас их просто не было. Если бы создатели подземного коридора решили устроить ловушку, мы бы в нее попались наверняка.

Но они не позаботились. Препятствия были исключительно естественные: скользкая глина, корни, камни. Идти приходилось неторопливо и осторожно, «ощупывая» пространство древками копий. Пару раз ход уводил в сторону или совершал петлю, огибая скалу или еще какую-нибудь естественную преграду.

Изначально мы шли в сторону реки, но после нескольких поворотов я уже не мог четко ориентироваться. Впрочем, я не ожидал, что ход будет длинным. Даже начал надеяться, что он закончится в пределах города.

Зря надеялся. Люди Водимира поработали очень серьезно. Мы протопали полкилометра, не меньше, когда впереди наконец забрезжил свет.

Мы прибавили шаг и уже через полминуты увидели Волхов.

Вздувшаяся от дождя река текла четырьмя метрами ниже. Тайный ход заканчивался у береговой кручи. Удачное место, однако. Выход прикрывала пара серьезных деревьев и заросли кустарника, сейчас поломанного и вытоптанного.