– Нет, они еще здесь. Решают вздернуть меня на фок-рее сразу или немного погодя.

– Бедный… – Я подняла руку, чтобы погладить его хотя бы по плечу, но Макс предостерегающе отодвинулся. – Что же теперь будет?

– Будем досматривать спектакль до конца. Надо понаблюдать за Драконом. Боюсь, у него осталась навязчивая идея кое-кого убить.

– Кого? – Я вцепилась в Макса, так что ему пришлось меня осторожно отстранить, пояснив:

– Извини, я сегодня немножко не в форме. Надо было ночью поохотиться, а я у тебя под дверью просидел. А впереди еще целый день, не самое приятное для меня время суток.

Только сейчас я заметила, что Макс как-то странно поджимает губы, словно сдерживает себя. Глаза перестали быть прозрачно-голубыми, наполнившись густым синим цветом.

– Как же быть?

Неужели теперь Макс из-за меня обречен все время голодать?

– Дождемся вечера, а там что-нибудь придумаем. – Макс на секунду остановился, пропуская меня вперед. – Мы же теперь вдвоем?

От смущения я чуть не споткнулась и стала внимательней смотреть под ноги.

Знаменательный куст, около которого проводила свои утренники могучая троица, давно остался позади. Мы никого не встретили. Что-то случилось?

– Все будет хорошо! – Макс двигался так бесшумно, что казалось, будто его ноги вообще не касаются земли. – Ничего Дракон уже не сделает. Если за дело взялась Катрин, то доведет его до конца. Он сам виноват. Не надо считать себя сильнее и умнее других.

– Он никого не убил, значит, его не сделают вампиром?

Не нравился мне Дима Сторожев, очень не нравился. И еще мне не нравилось, что нашей любви все время что-то препятствует. И препятствиям не видно конца. Даже если удастся убедить Лео, что опасности я не представляю, и Дракон перестанет нарезать вокруг нас круги, останутся Катрин, Эдгар, Смотрители и неизвестно еще сколько народа. Неужели у нас никогда не будет спокойного времени?

– Дракона никто не собирался делать вампиром, я же говорил. – Любимый был, как всегда, терпелив в объяснениях. – Психи даже нам не нужны. Нас немного, но и такого количества вполне достаточно. Иначе мы перегрыземся друг с другом.

– Стать вампиром так сложно?

– Быть вампиром сложно, а стать?.. Надо совершить определенный ритуал, на который уходит много сил. Должен найтись желающий его провести. Никто из наших этим заниматься не будет, уж поверь мне. А одного стремления стать вампиром для превращения маловато.

Мы уже стояли около школы.

– Даже умереть не у всех сразу получается, а ты хочешь, чтобы вечную жизнь тебе даровали просто так.

– Значит, одного желания мало?

В тусклом свете дня Макс был как-то по-особенному бледен, под глазами пролегли темные круги. Усмехнувшись, он стал натягивать перчатки.

– Человек умирает, когда перестает бороться за жизнь. Вампиром становится тот, кто готов биться за жизнь до конца. Не надейся, из тебя вампир не получится. – Я подавилась воздухом и закашлялась. – Потому что за твою жизнь буду драться я.

На занятия шел народ, но никто даже не поворачивался в нашу сторону. Словно над нами раскрылся невидимый купол, скрывающий от любопытных глаз.

– Все спокойно! – Макс взял меня за руку, и от ее привычного холода мне стало хорошо. – Можешь идти. Урок на третьем этаже? Куда выходят окна?

Я показала три угловых окна и вдруг вспомнила, что на уроках литературы всегда вижу березу.

– Вон на ту березу, – подсказала я.

Ответом мне был раскатистый смех.

– Ты думаешь, я буду, как обезьяна, сидеть на дереве? Средь бела дня? Меня неправильно поймут.

Мгновение, и улыбка сбежала с лица.

По дорожке шла Лерка Маркелова. За последнюю неделю она стала выглядеть хуже, чем во времена своего готства, – побледнела, похудела, плечи опустились.

Она бы прошла мимо, но что-то ее задержало. Быстро глянула на Макса и остановилась. Та невидимая стена, что закрывала нас от остальных, для Маркеловой не оказалась преградой. Лерка нас хорошо видела. Мне показалось, что Макс еле слышно рыкнул. Я невольно прижалась к нему, но его твердые руки отстранили меня.

– Уведи ее, – процедил сквозь зубы Макс. – Уведи и поговори. С ней что-то не так. Энергии мало. Словно ее кто-то забрал. Иди, встретимся после занятий…

– Лерка! Привет! – пошла я к однокласснице.

Маркелова не шелохнулась.

– Как дела? – пыталась я растормошить подругу. – Дракон отдал тебе Лариску?

– Это он, да? – Говорила Лерка с одышкой, как будто произносить слова ей было тяжело.

– Пойдем!

Некогда мне было вглядываться в Маркелову. Мне хотелось поскорее уйти и увести Лерку. Я схватила ее под руку. Рука у Лерки была прохладная. Не холодная, как у Макса, а прохладная, словно она плохо оделась и сильно замерзла.

В панике я оглянулась.

Макс пошел мимо нас, мимо входа в школу, куда-то за угол на спортивную площадку. «Узнай!» – приказал мне его взгляд.

Лерка нехорошо задышала, будто ее начало тошнить, и я испуганно отшатнулась.

– Ты чего? – Страх волнами, одна другой выше, поднимался у меня в душе.

– Извини, мне надо позвонить.

Лерка с силой втянула в себя воздух. Она что, принюхивается? Отвернулась, достала из кармана телефон.

Сквозь тучи пробился слабый солнечный луч. Мне вдруг показалось, что Маркелова должна вспыхнуть под ним, как свечка. И даже испытала некоторое разочарование, когда ничего не произошло. Лерка повернулась к солнцу, прищурилась, губы ее шевелились – она что-то говорила в трубку.

Значит, Леркина история с готами не закончилась. Она продолжает встречаться с Драконом. А тот одержим идеей стать вампиром… Что он может сделать? Зачем он взял Лариску?

– Ты кому звонишь?

Что со мной? С чего я стала такой подозрительной?

– Так, ерунда… – Маркелова спрятала трубку в карман. – Митя говорил о тебе. Сказал, что ты красивая.

– Лерка, что за чушь? – взвыла я. – Твой Димка совсем свихнулся! Ты знаешь, что он мне тогда на кладбище наговорил? У него окончательно крыша уехала!

– Может быть… – Маркелова сегодня была похожа на эхо – тихая и равнодушная.

Мы вошли в школу, остановились в раздевалке. Лерка сняла с себя куртку. Рукав ее свитера задрался, и я увидела на запястье шрам. Свежий, с еле засохшей красной корочкой.

Я знала, что готы чудаки, знала, что они постоянно пребывают в депрессии, что жизнь для них – всего лишь перевалочный пункт между двумя вечностями, между «до» и «после». Но я не помнила, чтобы они сознательно умерщвляли себя. Это привилегия эмо.