— И Япония пытается завоевать часть Китая.

— Хай, Боттом-сан. Всего лишь часть. Вероятно, третью часть. Но самую развитую, с Шанхаем, Пекином и Гонконгом. Индия — еще один «миротворец» с мандатом ООН — может получить остальное. Переговоры с ней продолжаются.

«Индия, где живут миллиард восемьсот миллионов, или сколько их там теперь. Черт побери, Япония, Индия, Индонезия и Халифат делят мир, пока мы тут нюхаем кокаин, флэшбэчим и катимся в тартарары», — подумал Ник.

Подавив в себе желание снова расплакаться, или рассмеяться, или завыть на луну — на мониторах было видно, как она поднимается на востоке, над горизонтом, затянутым дымом, — Ник сказал:

— И молодой Кэйго Накамура должен был стать законным наследником этого вероятного сёгуна, который, возможно, будет править империей с населением в три четверти миллиарда.

— Вероятный сёгун. Да. Правда, сёгун — это не совсем король, и власть не всегда передается старшему — или единственному — сыну. Если бы Хироси Накамура стал первым сёгуном за сто шестьдесят четыре года, то Кэйго Накамура был бы при нем даймё и кандидатом на должность сёгуна после смерти отца… при согласии других даймё, военачальников кэйрэцу.

— И вот, значит, будучи потенциальным наследником, — пробормотал Ник (но миниатюрный микрофон четко передавал его бормотание), — этот маленький глупый сукин сын отправляется сюда, в Штаты, снимать документальное видео о флэшбэке.

— Да, — подтвердил Сато.

— И вы не предотвратили его убийства.

— Да, — подтвердил Сато.

— Ну, если после такого промаха старик Накамура не приказал вам совершить сэппуку, то уж не знаю, когда он вам это прикажет, — заметил Ник.

— Да, — подтвердил Сато.

— Транспорт-один вызывает транспорт-два, — раздался голос ниндзя Вилли, который сидел за рулем второй машины. — Вы видите того парня на лошади, Сато-сан? Прием.

Парня на лошади? Ник переводил взгляд с одного монитора на другой. Их путешествие, если не считать этого странного разговора, было настолько спокойным, что он забыл, где находится и что происходит снаружи, вокруг наглухо запечатанной машины.

— Принято, транспорт два, — ответил Сато по рации. — Я за ним уже некоторое время наблюдаю, Вилли. Прием.

Ник наконец нашел монитор, на котором был виден парень на лошади. Мини-беспилотник, с которого поступала картинка, казалось, парил всего в сорока — пятидесяти футах над парнишкой. Парень был, пожалуй, ровесником Вэла — лет тринадцать, максимум четырнадцать.

«Нет, — поправил себя Ник, — Вэл старше. Ему неделю назад исполнилось шестнадцать. А я забыл позвонить и поздравить его».

Парнишка-латин был без рубашки, без обуви, в одних грязных драных шортах — похоже, переделанных из взрослых брюк. Сидел он на одре таком старом и с такой провислой спиной, что голые пятки почти касались земли. И парнишка, и коняга были страшно худыми — у обоих ребра проступали из-под запаршивевшей кожи.

— Я не вижу телефона, — сказал Билл из башни второго автомобиля.

— И я тоже, — отозвался Джо из своего пузыря на крыше.

— Транспорт-один, транспорт-два, — вступил в разговор Тоби с переднего сиденья второго «ошкоша» где он сидел со своим дробовиком. — Может, телефон у него в кармане, а голосовая функция включена. Возможно, парнишка как раз сейчас передает координаты наводчикам.

— Принято, Тоби, — спокойно сказал Сато. — Никто ничего не слышал?

Ник понял, что беспилотник посылал не только картинку, но и звуковой сигнал. Но когда ему удалось выйти на частоту беспилотника, он услышал только, как шуршит ветер в сухой траве вокруг парнишки и как старый конь порой рассекает воздух хвостом.

— Ответ отрицательный, транспорт-один, — ответили четыре голоса.

— Транспорты-один и два, — продолжал Сато, — кто-нибудь видел, как у него шевелятся губы?

И опять четыре отрицательных ответа. Ник чувствовал себя идиотом. Умственно отсталым.

— Транспорт-один, у меня наготове пятидесятый калибр, — сказал Билл из пузыря на крыше второй машины. — Он сейчас метрах в ста пятидесяти от нас к востоку. Я могу его легко снять.

Регко.

Они все говорили по-английски явно для того, чтобы их понимал Ник Боттом.

— Принято, транспорт-два, — ответил Сато. — Веди за ним наблюдение, пока мы не выйдем из зоны видимости, примерно через километр. Джо, все слышал?

— Да, Сато-сан.

— Пусть Билл присматривает за мальчишкой и лошадью. А ты веди наблюдение по периметру и докладывай обо всем.

— Принято, Сато-сан.

— Транспорт два… Билл?

— Хай, транспорт один?

— Я поглядываю на монитор, но веду машину. Как только мальчик двинется с места, сообщи мне… особенно если он развернется на сто восемьдесят градусов. Сообщи мне, в какую сторону смотрит лошадь. Когда мы выйдем за пределы прямой видимости, веди наблюдение по монитору, дающему картинку с беспилотника.

— Хай, — последовал быстрый, резкий ответ Билла.

«Сообщи мне, в какую сторону смотрит лошадь?» — подумал Ник.

Когда они миновали небольшую возвышенность и начали спускаться в широкую равнину, направляясь к мосту над высохшей рекой, Ник спросил:

— К чему все эти вопросы о том, что я думаю, и разговоры про Японию и Китай? Вряд ли это случайно.

— Это в предвидении вашей встречи с доном Кож-Ахмед Нухаевым завтра утром, Боттом-сан.

— С доном Кож-Ахмед Нухаевым? Как это — моей встречи? Ведь вы тоже будете там, разве нет?

— Не буду, Боттом-сан. Дон Кож-Ахмед Нухаев связался с нами, с самим мистером Накамурой, чтобы устроить эту встречу. И поставил условие: должны прийти только вы, и никто больше.

Ник попытался тряхнуть головой.

— Не понимаю. Даже если он хочет говорить только со мной, какая тут связь с развалом стран на части, с Японией, Китаем и прочей ерундой?

— Вы должны понять, кто такой дон Кож-Ахмед Нухаев, — сказал Сато по их закрытой линии. — И кого он представляет.

— Он наркодилер, — отозвался Ник. — А представляет он охеренную кучу денег.

— Верно, Боттом-сан, но это не все. Родители Кож-Ахмед Нухаева тоже пережили потерю единой культуры и единой страны, когда распался Советский Союз.

— Я сейчас заплачу. И потом, разве Кож-Ахмед Нухаев — не чеченец? Он и его родители должны были радоваться, когда дряхлый СССР наконец издох.

— Его отец был чеченцем, Боттом-сан. А мать дона Кож-Ахмед Нухаева — русская, и он воспитывался в Москве…

— И все же я не понимаю…

Они приближались к мосту. Впереди была видна I-25, поднимающаяся по склону с другой стороны высохшей реки. В долине пятна зеленой травы перемежались старыми тополями — и стоящими, и упавшими.