— Ну и как вам все это? — неожиданно спросил Сато.

Ник, думавший о попавшем в засаду конвое, об обугленных машинах и телах, вздрогнул. Это не был обычный для шефа службы безопасности риторический вопрос.

— Что именно? — спросил Ник.

Воздухоочистительная система «ошкоша» не пропускала внутрь вонь обгорелых тел и покрышек, но Ник ощущал ее мысленно. Странно, что Сато интересовался его мыслями.

— Все это, — послышался голос Сато в наушниках. — То, что ваша страна разваливается.

Разваривается.

«Какого хера?» — подумал Ник.

Что, Сато собирался набросать его психологический портрет для Накамуры?

— Я не очень понимаю, о чем вы, — осторожно сказал он.

— Боттом-сан, вам достаточно лет, чтобы помнить те времена, когда Америка была богатой, сильной, мощной, процветающей. Сильной своими пятьюдесятью штатами. Теперь… сколько их осталось?

«Сам знаешь, говнюк», — подумал Ник.

— Сорок четыре с половиной, — ответил Ник.

— Да-да, — прокряхтел Сато. — А половинка, полагаю, Калифорния?

На этот вопрос ответа не требовалось, и Ник не ответил.

— Мне хотелось узнать, беспокоит ли это вас, Боттом-сан. Падение великой державы, оказавшейся в числе бедных стран и отягощенной долгами, внутренними и внешними. Развал той страны, которую вы знали в детстве и юности.

«Он что, хочет разозлить меня?» — недоумевал Ник.

Если так, японец выбрал самое подходящее время. Ник не мог пошевелиться из-за бронеодежды, застежек, кресла. Он не мог даже достать свой рюкзак с оружием из-под ног, не проделав с десяток действий по аварийному выходу из машины, список которых дважды зачитал ему Сато.

— Мы не единственная страна, которая имела все и для которой в последнее десятилетие или два наступил трындец, — сказал наконец Ник.

— Да, верно. Верно. — Голос Сато напоминал довольный рык. — Но ни одна другая страна не падала так низко и так быстро.

Ник попытался пожать плечами.

— Когда я был мальчишкой, у моего отца был приятель — не знаю, где они познакомились, может, в полицейской академии… Так вот, он родился в Советском Союзе и видел, как эта страна распалась и исчезла за несколько месяцев. Новый флаг. Новый гимн. Еще недавно порабощенные республики разбежались. Забальзамированное тело по-прежнему оставалось в гробнице, или как его там, мавзолее на Красной площади, но сам коммунизм умер и стал бесполезным, как ленинские яйца.

— Ленинские яйца, — повторил Сато, словно смакуя эти слова.

— Если русским удалось пройти через это без особых душевных травм, то почему не можем и мы? — заключил Ник.

— Ну, русские взяли… как это у вас называется, Боттом-сан? Реванш. Что-то в этом роде.

— Да, конечно, — сказал Ник. — С новыми диктаторами типа Путина им сам бог велел устроить энергетический шантаж Западной Европы. А военные снова заняли Грузию — правильно, да? Но в перспективе демография работала против них. Рождаемость падала. Алкоголизм процветал. Их экономика целиком зависела от нефти и газа.

— Но нефть и газ у них были, — заметил Сато.

— И что с того? — возразил Ник. — Они так и не смогли справиться с проблемами. Как и мы.

— Вы говорите об экономике, Боттом-сан? О социальных программах, которые обрушили доллар? Или о притоке иммигрантов? Или о привычке к расточительству?

«Да что это еще херня такая — экзамен, что ли?» — поразился Ник.

И еще он подумал: нет ли записывающего устройства в этой напичканной всевозможной хренью машине? Но зачем мистеру Накамуре интересоваться мнением одного из тех, кто работает на него? Это все равно что записывать мнение садовников-гайдзинов, нанятых, чтобы выкосить траву у него в поместье. (В своем частном саду магнат никогда не разрешил бы работать американцам.)

Наконец Ник устало произнес:

— Я говорю обо всех проблемах. Вы должны понять, Сато, что я вырос в стране, в обществе, привычных к богатству, к процветанию, ко всему, что, как считалось, улучшает жизнь каждого гражданина. Разве что старые пердуны еще помнили Великую депрессию. Поколение моего отца даже представить себе не могло, что жизнь может измениться к худшему. И потому, когда у них — у нас — были деньги, мы их тратили. И даже когда денег не стало, мы все равно продолжали их тратить.

— Вы говорите об отдельных личностях, Боттом-сан? Или о вашем правительстве?

— Ну… о тех и других. Я достиг совершеннолетия, когда у нас начались первые финансовые неприятности и потрясения на рынке труда. Мы думали, что вот он, настоящий кризис, и даже не могли представить, что эти слабые толчки — предвестники жуткого землетрясения. А президент, которого мы тогда выбрали, сделал все только хуже… нет, мы все сделали… запустив эти жуткие социальные программы, на которые, как мы чуяли нутром, совсем не было денег.

— Но в Европе такие социальные программы действовали на протяжении нескольких поколений, — заметил Сато.

Социарные.

Если оставить в стороне произношение, подумал Ник, то здоровенный шеф службы безопасности напоминал преподавателя колледжа, который пытается поддерживать тупой разговор с еще более тупыми студентами.

Ник рассмеялся.

— Ну да, и посмотрите, куда это их привело!

— Вы много размышляете о европейских странах, Боттом-сан?

— Да я о них даже во сне думаю, Хидэки-сан, — с жаром подтвердил Ник.

После нескольких минут молчания, раскаявшись, вероятно, в своем дешевом сарказме, он добавил:

— Нет, не думаю, что кто-нибудь из нас, американцев, размышляет о немцах, или французах, или других европейских долбоебах. Они пригласили к себе десятки миллионов мусульман. Они приняли новые законы и изменили старые, сделав уступки шариату. Все это закончилось полной сдачей позиций Всемирному Халифату. Ну их в жопу. Наши — мои — убеждения выражаются старой пословицей: «Сам заварил кашу, сам и жди у моря погоды».

— Море… каша… — неуверенно начал Сато.

Ник посмотрел на внутренний монитор и увидел в нем, что глаза шефа службы безопасности бегают, как жуки, в красных прорезях самурайской маски.

— Извините, — сказал Ник. — Это наша с женой старая шутка. Такая пародия на поговорку: «Сам заварил кашу, сам и расхлебывай».

— А-а-а, — протянул Сато: этот звук вовсе не говорил о понимании.

Наконец:

— …Но как вы относитесь к этой перемене, Боттом-сан?

Ник вздохнул. Зачем-то — возможно, желая удовлетворить любопытство мистера Накамуры, — Сато действительно хотел знать его, Ника, долбаные мысли. Не будь Ник спеленат, привязан, скован, он просто вышел бы из комнаты, но комната эта сейчас двигалась со скоростью сорок миль в час. Навигатор показывал, что следующий город на пути — Лас-Вегас… Лас-Вегас, штат Нью-Мексико, а вовсе не знаменитое пристанище игроков в Неваде.