– Дэва… Мне приятно твое общество куда больше, чем я могла ожидать от женщины из племени, воспитанного в презрении к моей крови, но, если ты еще раз уйдешь от ответа, я выброшу тебя за борт. Напоминаю, что как раз выброситься за борт и пытался принц прошлой ночью, пока ты не вырубила его веслом. Поэтому я спрашиваю еще раз: он опасен?

Я не знаю. Вспомнив мучительное признание Али, его обреченный взгляд, она почувствовала, как в ее сердце поднимается волна теплоты и тревоги, на которые она уже никак не могла закрыть глаза.

Она ответила уклончиво:

– Он не опасен для тебя и твоего экипажа. Али дал слово насчет Шефалы и не станет его нарушать. Он хороший джинн.

– Хороший джинн, присягнувший мариду? – усомнилась Физа, бросив на Нари недоверчивый взгляд. – Я морячка, не забывай. Я знаю старые басни о кровавых жертвоприношениях в обмен на власть. В них мало места для хороших джиннов.

– Али никогда бы так не поступил, – возразила Нари. – В любом случае, тебе не о чем беспокоиться. Просто доставь нас в Шефалу, и тогда ты сможешь забрать свое золото и забыть о нас.

– Ничего не забыла? – Физа оттянула воротник рубахи, показывая железную змею, ползущую под кожей. – Так быстро ты от нас не отделаешься. Я хочу избавиться от этого.

При виде клейма Нари содрогнулась:

– Ты действительно давала на это согласие?

– Да.

– Но почему? – не могла не спросить она.

– Потому что десять лет службы на корабле казались привлекательнее перспективы остаться.

– В Дэвабаде?

Физа отрицательно покачала головой:

– Нет. К тому времени я уже не жила в Дэвабаде. Меня выкрали из города еще в детстве.

– Выкрали? – воскликнула Нари.

– Да, выкрали. И нечего так удивляться. Может быть, во дворце вы об этом не слышали, но с шафитами такое случается сплошь и рядом. Чистокровки похищают младенцев и выдают их за своих собственных детей. А тех, что постарше, объявляют дальними родственниками, а затем принуждают к рабскому труду. Большинство остаются в Дэвабаде. Я стала… исключением. По причинам, которые я оставлю при себе, – резко добавила она, метнув на Нари настороженный взгляд.

Нари словно дар речи потеряла. Она и раньше знала, что такое происходило в Дэвабаде, но из уст женщины, которая предпочла железное клеймо на шее в качестве более желанной альтернативы, это прозвучало как обухом по голове.

– Мне так жаль, Физа, – произнесла она наконец. – Очень жаль.

Физа пожала плечами:

– Да и мне тоже. Ну, и они в конце концов пожалели. Они не поладили с шайкой аль-Мудхиба, а я сдала их при первой же возможности.

Она подняла воротник, но Нари поймала себя на том, что все еще смотрит на место татуировки.

– Я вытащу из тебя это клеймо, обещаю. Я найду способ, хоть волшебный, хоть нет, – она поколебалась. – А если мы с Али вернемся в Дэвабад… ты можешь отправиться с нами. Если у тебя осталась семья…

Физа вздрогнула.

– Этого я пока не знаю. – Она подтянула колени к груди, и вид у нее стал совсем юный. – Но мне не нужна жалость какой-то Нахиды. Знаю я, что твой народ думает о «грязнокровных».

– Я так никогда не думала.

– Почему же? Потому что ты выросла в мире людей? Потому что тебя зачаровали, чтобы выглядеть как мы? – фыркнула Физа и затянулась трубкой. – Я все про тебя знаю.

У Нари внезапно перехватило горло.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Ах, да. Бедная маленькая богатая девочка. Бич Кви-Цзы забрал тебя с улицы и увез в Дэвабад. Что труднее, стать принцессой или выйти замуж за красивого эмира?

– Я не принцесса, я целительница Нахида, – отрезала Нари. – И шафитка, если уж на то пошло.

Физа выронила трубку. Та упала с крыши и покатилась по палубе.

Пиратка даже не обратила внимания.

– Врешь. Дэвы и пальцем не притронулись бы к человеку.

– Да Бога ради, зачем мне лгать о чем-то подобном? – Нари наконец-то выдала тайну, которую хранила шесть лет, а Физа ей просто не поверила? – Ты хоть представляешь, как отреагирует мой народ, если узнает правду?

Физа разинула рот:

– Стой, так ты говоришь правду? В тебе течет человеческая кровь? И никто не знает?

Что ты творишь, идиотка? Но, как ни странно, Нари испытала… облегчение, от которого у нее почти закружилась голова.

– Али знает.

– Разговорчики в постели?

– Я ведь тоже могу столкнуть кое-кого за борт.

– Какая же ты, однако, многогранная личность, – присвистнула Физа. – И Нахида, и шафитка. Вот так скандал!

У Нари застучало в висках.

– Да, – отозвалась она слабым голосом, чувствуя, как на смену облегчению приходит тошнота. – Я в курсе.

– Тогда зачем рассказывать все это мне? Ты ведь понимаешь, что я преступница, да? Мы продаем скандальную информацию за деньги.

Зачем Нари рассказала обо всем Физе? Она только что читала Али лекцию об осторожности, а теперь раскрывает свой самый опасный секрет еще более опасному собеседнику.

– Не знаю, – пробормотала она. – Возможно, я вижу в тебе родственную душу, – она пожала плечами, размышляя. – Хотя на тебе будет неплохо поупражняться, прежде чем откровенничать с другими.

– Это еще почему?

– Потому что никто не поверит преступнице, если я обвиню тебя во лжи.

Физа стукнула ее по плечу:

– Напомни, кто из нас вскрывал замки? – Когда Нари ответила ей хитрой усмешкой, Физа рассмеялась. – Я бы с удовольствием предложила тебе место в своем экипаже, если бы не боялась, что ты отвернешься от меня, как только ветер подует в другую сторону.

– И я бы, возможно, захотела принять твое предложение, если бы моя мать не убивала мирных жителей Дэвабада. Но я должна вернуться. Так будет правильно.

– Что, черт возьми, будет правильно?

– Поверь мне, ты не хочешь этого знать.

Да простит его Создатель, но Мунтадир аль-Кахтани, похоже, был прав.

Дара увернулся от гурьбы детей, играющих в догонялки, которые пронеслись по тронному залу, воодушевленно размахивая медными дудками и бенгальскими огнями. За ними следовала труппа артистов: акробаты передвигались на руках или ходулях, темноглазые красавицы кружились в танце, рассекая воздух своими косами. Мужчины в блестящих шелках и драгоценностях, которых хватило бы на обмундирование всей Дариной скромной армии, разбились на свои компании и шумно смеялись, проливая дорогое вино из нефритовых кубков на расшитые бисером подушки. Тронный зал, в котором перевернулась с ног на голову его жизнь, было не узнать: высокопарный дух истории уступил место помпезному пиршеству, откуда, подозревал Дара, скоро пора будет выводить благочестивых дам, которые уже выставили внушительную стену строгих старейшин между их хорошенькими дочерьми на выданье и всеми истосковавшимися по любви юношами. В углу сказочник с красочными куклами показывал группе отроков с завороженно распахнутыми глазами представление на фоне пестрого задника. Увидев деревянного лучника с зелеными глазами-монетами, Дара с гримасой отвернулся.