Чтобы воровать и жить спокойно, не надо зарываться. Курдыбин всегда соблюдал это золотое правило. И подворовывал ровно столько, чтобы хватало на нормальную жизнь, а также, что очень немаловажно, – на подкармливание командиров. Подполковнику нужна форма из генеральского сукна. Майору понадобился костюм химзащиты на рыбалку ездить. И, конечно, каждому бензинчику подлить в машину, дать консервов и спиртика на охоту – все можно найти на армейских складах. Все может прапорщик. Только живите с прапорщиком хорошо, не донимайте, не огорчайте пустыми придирками.

Когда Курдыбина перевели на оружейный склад, он сильно огорчился. Освежающий в любую погоду денежный ручеек мог иссякнуть. Значит, впереди нищета и голод – именно так расценивал свой перевод прапорщик. Теперь терять ему было нечего, кроме своих цепей, и он согласился на командировку в Демократическую Республику Афганистан. Ну и что – война? А на черта такая мирная жизнь нужна? Там хоть валютой платят. Да и ребята, приехавшие оттуда, рассказывали, что там неплохо можно разжиться: операции с чеками Внешпосылторга, торговля водкой, не говоря уж о том, что средств туда убухано немерено, такая война для интенданта – золотое дно.

Злой рок довлел над Курдыбиным. Опять его поставили на оружие и боеприпасы. Ему было обидно. До того времени, пока он не понял, что владеет таким же товаром. Им можно торговать точно так же, как наволочками или валенками. Когда идет война, оружие добыть нетрудно, не говоря уж о боеприпасах. Это не Союз, где девять патронов на упражнение – и за каждый выстрел гильзой отчитайся. Вопрос – кому все продавать? У Советской армии барахла этого и так выше крыши. Значит, продавать боеприпасы нужно противоборствующей стороне.

Нельзя сказать, что Курдыбин тогда был законченным негодяем. Он ненавидел душманов, поэтому продавал им патроны, предварительно выварив их в кипятке и приведя таким образом в негодность. На вырученные деньги скупал золото, разную аппаратуру и переправлял домой. Странно, что его не прибили за такую торговлю, поскольку вареных патронов он продал много. Видимо, они мешались с другими патронами, и невозможно было выяснить, кто гонит некондиционный товар. Ведь продавцов было немало, и многие продавали вполне пригодные боеприпасы. Одного такого прапорщика, заботящегося о высоком качестве продукции, выявили и приговорили к расстрелу по статье 64 – измена Родине.

Вернулся Курдыбин в Россию с последними частями, покидавшими Афганистан. На его груди красовалась медаль «За отвагу». Он ее не купил и не получил за взятку. Досталась она ему за несколько суровых переделок, в которые он попал вместе со всеми. Он строчил из автомата Калашникова и был уверен, что этот бой – последний в его жизни, такое творилось вокруг! В бок давила граната, которую надо было рвануть в руке, чтобы не попасть живым в плен.

В Союзе творилось что-то невероятное. Перестройка входила в стадию кульминации. Газеты и телевизор с утра до вечера трещали об эпохе первоначального накопления капитала. Расходы на армию резко падали, зато появилась возможность воровать все, что душе угодно. Коллеги, приезжавшие из групп войск, рассказывали невероятные вещи о том, какие деньги там делались. Им можно было бы и не верить, если бы о правдивости их слов не свидетельствовали новенькие иномарки, на которых они возвращались.

После Афганистана Курдыбина послали служить в Закавказский военный округ. Бардак, который там царил, даже его прапорщицкую душу поверг в глухую тоску. Но длилась она недолго. Он вовремя понял, что тоже может творить все, что угодно.

Курдыбин всегда считал, что пистолет со склада стянуть можно. Стащить ящик автоматов – тяжело. Украсть танк – абсурд. А похитить танковый батальон – это вообще сюрреалистический фильм, рожденный безумной фантазией объевшегося наркотиков режиссера. Вместе с тем Курдыбин своими глазами видел, как сдаются местным «духам» в Армении и Азербайджане войсковые склады, бронетехника. Приглядевшись, он перекрестился и тоже начал потихоньку толкать оружие. Но много на этом не заработаешь. На что может рассчитывать прапорщик, если те, у кого звезды покрупнее, уже договорились сдать его склад бородатым «голубям мира», а точнее, просто бандюгам с большой дороги. Курдыбин не сомневался – скоро эти стволы заговорят и в России.

Когда часть выкинули из Армении, Курдыбин уже в России включился в работу аукциона, который по старой памяти еще именовался Министерством обороны. Он не мог себе представить, что при передислокации войсковой части происходит «усушка» и «утруска» единиц оружия, а множество стволов, напротив, оказывается в излишках, потому что на них утеряны документы. Ну и дела!

Наша армия уходила из Германии, спасалась бегством из Прибалтики. Она оставляла отстроенные, оборудованные военные городки и имущество фрицам, которые еще вякали что-то о плате за нанесение экологического ущерба. Фрицы давно уяснили мудрость – платит проигравшая сторона, а Россия не просто проиграла, но и была поставлена на колени. До Курдыбина доходили слухи, что в тесном контакте с Министерством обороны создавались какие-то малые (и побольше!) и совместные предприятия, наводнившие всю Россию «Сникерсами» и «Марсами»… Сегодня можно все стащить, все продать. Гуляй, рванина!

И Курдыбин гулял. «Калашников» – тысяча долларов. «Макаров» – пятьсот. «ТТ» – семьсот. И все шито-крыто. Передал оружие, получил деньги – до свидания! Заходите еще. Бах – взорвалась противопехотная мина, разнесла офис, убила секретаршу и ее дочку. Курдыбин знал, что это мина, которую он продал. Ничего, бывает… Расстреляли иномарку. Из его автомата. Его боеприпасами. Три трупа. Такова жизнь. Такие мелочи не должны портить сон и пищеварение. Идет война всех против всех. Гибнут люди, как на любой войне. Курдыбин знал, что такое война. И на этой войне занял наиболее выгодную для себя позицию… Бах – его граната разнесла магазин, директор умер от осколочных ранений. Война требует жертв. А прапорщик должен жить.

Потом Чечня. Раздолье!!!

Курдыбин подсчитывал сыпавшиеся отовсюду деньги. Сбылась мечта – купил себе отдельную квартиру и копил деньги на «Жигули» девятой модели. У него не было причин жаловаться на судьбу, пока не попал в оперативную разработку отдела по незаконному обороту оружия Главка по оргпреступности МВД. В момент передачи товара в городе взяли крупного оптовика, многими нитями связанного с прапорщиком. И теперь Курдыбина ждала суровая тюремная стезя. Столько лет воровать еще при коммунистах, когда контроль существовал не в пример нынешнему и за большую хапнутую сумму могли запросто расстрелять, – и не попасться. А загреметь в такое время, когда все воруют всё – заводы, пароходы, земные недра… Ей-богу, досадно… Единственное, что его успокаивало, – здесь не Афганистан, а Россия, расстрел ему никто не даст, а в свете гуманизма и его многодетности могут дать годика два-три. Надо надеяться на лучшее и каяться, каяться, каяться…

Курдыбин моментально признал все эпизоды, которые имели к нему отношение. Полностью колоться он не намеревался, видимо, проникшись жалобами следователя военной прокуратуры на недостаток бумаги. Ведь подробное признание прапорщика могло здорово истощить ее запас.

С приезжими оперативниками из Москвы прапорщик был более откровенен. Он понимал, насколько зависит от них, и делился с ними своими наблюдениями не для протокола. Сейчас они сидели в тесной комнате с прикрученными к полу табуретками и обсуждали очередной протокол допроса.