Казаченко придвинул к себе листы бумаги и стал вчитываться в донесение на заданную тему.

«Я передал Мальвине и ее мужу Вадиму Поляковскому фотографии их племянницы, дочери Кости, которые получил от их матери, посетив ее в Майкопе накануне отъезда в Париж. Вадим открыл семейный альбом, чтобы поместить туда привезенные мною фото. Я обратил внимание, что фотографии Мальвины, сделанные во время пребывания в Англии, там отсутствовали. Но я отчетливо помню, что они у Мальвины были в 1980-м, когда она привозила фотоснимки в Майкоп! Вместе с тем фото с видами Швейцарских Альп по-прежнему были на месте…»

Сцепив пальцы замком на затылке, Олег откинулся на спинку стула.

«Исчезновение английских фото — это что? Проявление ревности Вадима к чему-то или к кому-то? Вряд ли! И Савари, и Поляковский — не пятнадцатилетние романтики. Они — прагматики. До встречи в Париже прошли Крым и Рим. Это — во-первых… Во-вторых, снимки в Англии были сделаны уже во время их супружества, значит, Поляковский не только знал об их существовании, но и спокойно к ним относился. В-третьих, все отснятое в Альпах, — на месте! И те, и другие фото делались — и об этом говорила сама Савари — с разницей в два месяца. В Альпах она была «на отдыхе», а в Англии — «в командировке». Так-так… Не в этом ли разгадка исчезновения фотографий? Альпийские фото нейтральны — их можно оставить, а английские — привязаны к каким-то событиям, которые Савари хотела бы скрыть, так сказать, «замести английский след»…

Будучи в 1980-м в Майкопе, она демонстрировала фото из тщеславия, мол, смотрите и завидуйте, однокласснички, — где я только ни бывала: и в Альпах, и в Англии! А потом пришел НЕКТО взял и одернул Савари — нечего, дескать, светить свою связь с Англией!

Да, Казаченко, рассуждения твои конструктивны, но насколько соответствуют реальности, вот в чем вопрос!»

Олег раскурил сигарету и снова углубился в чтение.

«К высказыванию о предстоящем получении мною допуска к секретным материалам Савари отнеслась внешне равнодушно. Спросила: «А что такое допуск?»

Когда я начал объяснять, она перебила меня, предложив выпить кофе. За кофе я повторил «мозговую атаку» — вновь вернулся к теме допусков, сказав, что, возможно, последний раз выезжаю туристом в капиталистическую страну. Пояснил, что работа с секретной документацией предполагает ограничения в перемещениях по заграницам и в выборе знакомых, проживающих в капстранах, поэтому не исключено, что нынешний мой приезд во Францию может стать последним.

Савари снова перебила меня, всем своим видом давая понять, что эта тема ее нисколько не интересует.

«У нас другие проблемы, — сказала она, — в какие акции вложить деньги… Какие колготки приобрести: матовые или телесного цвета, какой галстук выбрать для Вадима…»

Казаченко отодвинул отчет, раскурил погасшую сигарету и в раздумье остановил невидящий взгляд на открытом окне.

«Олег, ну, а что бы ты хотел? Чтобы Савари немедленно клюнула на живца в лице Пороховщикова? Да, он довел до ее сведения свой доступ к секретам, но ведь это не предполагает мгновенную реакцию с ее стороны. Она, что? Должна была броситься на Пороховщикова, стиснуть в объятиях и закричать: «Паша, дорогой, я присваиваю тебе псевдоним «Карамболь»! Вот — 10 тысяч рублей на мелкие расходы, вот — фотоаппарат, диктофон, яд, пистолет. Иди, переснимай, трави, убивай! Секреты передашь в следующий мой приезд в Майкоп. На случай провала, вот тебе надувной матрац, чтоб добраться до подводной лодки, которая будет ждать тебя в акватории Батумского порта после дождичка в четверг. Короче, шпионьте, Паша, нет-нет! — агент «Карамболь», что есть мочи, и вам зачтется!»

Нет, так ни Мальвина, ни кто другой не поступил бы… Так, идем дальше!

Да, поведение Савари свидетельствует о том, что она отказалась обсудить затронутую Пороховщиковым тему, но почему? Скорее всего Савари не была готова к такому повороту событий, то есть рассказ Пороховщикова о допуске к секретам застал ее врасплох и она попросту не знала, как на него отреагировать. И тогда прикинулась ветошью, недотепой, которой невдомек «что такое допуск». Что ж, с ролью она справилась на «отлично»! Ну да, она же училась во ВГИКе…

Реакция Савари на «мозговую атаку» Пороховщикова свидетельствует скорее о промахе ее оператора — он не мог подготовить свою агентессу к сделанному нами ходу. Еще бы! У нас ведь — «белые», мы ходили первыми и пытались навязать свою игру… Прямо скажу: получилось не очень! Ну, что ж, пусть те, кто стоят за Савари, теперь делают ответный ход, а мы будем… «посмотреть».

В общем, Казаченко, слушай резюме: отсутствие мгновенного результата — тоже результат! Как и отсутствие английских фото в альбоме — тоже отображение действительности… Подождем, какой ход сделают «черные»! Хотя времени для ожидания не осталось совсем…»

Олег включил настольную лампу и продолжил знакомиться с отчетом.

«Я выразил удивление, что в Москве не сумел встретиться ни с Костей, ни с его женой Оксаной. На что Мальвина ответила, что Оксана сейчас отдыхает у свекрови в Майкопе, а Костя бороздит просторы Мирового океана. На мое недоумение, как это Костя решился отбыть в турпоездку без любимой жены, Мальвина коротко ответила:

«Просто решил отвлечься, заодно и деньжат срубить толику».

Я тут же поинтересовался, как Косте удалось получить разрешение на поездку у руководства Госплана? На что Мальвина сказала:

«А это — его проблемы… У него своя жизнь, у нас с Вадимом — своя… Скоро мы тебя и Константина к себе пригласим… на крестины! Вот встретишься с ним — все и узнаешь…»

Вслед за этим Мальвина пригласила нас с Вадимом к столу. За ужином я, чтобы не вызывать подозрений у супругов своими расспросами, не стал настаивать и выяснять, где находится Костя и что это за крестины, на которые мы будем приглашены, а сама Мальвина к этой теме больше не возвращалась…

Надо отметить, что весь вечер Вадим по большей части молчал, наблюдая за мной и женой со стороны. Лишь когда мы на несколько минут остались одни (Мальвина на кухне мыла посуду), он безо всякого перехода вдруг спросил меня:

«Павел, ты, случайно, не знаешь приятеля Мальвины по имени Поль? Она с ним познакомилась в Москве, когда он работал шофером в посольстве Франции».

Я сделал вид, что пытаюсь вспомнить, кто такой этот Поль. Чтобы помочь мне, Вадим пояснил, что Поль — негр, выходец из бывшей французской колонии — Центральноафриканской республики. Сейчас он — гражданин Франции и, якобы, преуспевающий бизнесмен. Мальвина, перебравшись в Париж, до того как начала преподавать в лицее Сен-Филипп, некоторое время работала в его магазине африканских сувениров, которые пользуются сумасшедшим спросом у туристов, особенно у американцев…

Мне пришлось признаться, что с Полем я не знаком. Но я поинтересовался, чем так обеспокоен Вадим. Он ответил, даже не пытаясь скрыть досаду:

«Павел, я поверил в тебя, поэтому скажу тебе как мужик мужику. Я физически не могу быть отцом ребенка, которого ждет Мальвина, на чьи крестины она собирается пригласить тебя и Костю. Согласно анализам я не могу иметь детей, ну, ты понимаешь, грехи молодости, недолеченный триппер и т. д. По моему твердому убеждению, отцом ребенка может быть Поль, так как у него с моей женой какие-то шашни. Я подозреваю, что она тайно встречается с ним. Все мои попытки прояснить ситуацию ни к чему не привели — Мальвина категорически отрицает свою связь с негром, ссылаясь на то, что уже давно не работает в его магазине. А меня обвиняет в патологической ревности. В общем, если она родит, а от Поля можно родить только негритенка, я с ней расстанусь!