Теперь армянин явно заинтересовался. Засуетился, набрал номер, стал кому-то что-то тихо и очень быстро говорить. Ник подвинулся было чуть поближе, чтобы расслышать разговор, но в этот момент армянин бросил несколько мелких купюр на стол, поднялся и быстрым шагом пошел к выходу из ресторана.

— Попытка отследить номер телефона, — вполне ожидаемо ответила Исин.

— У них ничего не получится?

— Нет, номер уже заблокирован.

— Вот и пре…

В этот момент, глядя в спину уходящего армянина, Ник почувствовал впервые, что такое Паутина.

Что-то коснулось его лица, он автоматически махнул рукой, но ощущение не прошло, а лишь усилилось. По всему телу пробежали мурашки, потом появилось чувство, словно кожа вспотела от жары и покрылась пылью.

Ник поежился, потер ладони. Армянин уже покинул ресторан и, говоря на ходу, прошел мимо окна, за которым стоял столик Ника. Аура его едва-едва была видна, окутанная странным коконом.

Жертва, обмотанная нитями паутины.

Под ложечкой засосало. Страх, ничем не объяснимый…

Нет, объяснимый.

Действительность вдруг растворилась и превратилась в Паутину.

Десятки, сотни нитей, идущих от одного человека к другому. Тронь одну — и задрожит паутина, подавая сигнал хищнику, сидящему в засаде.

Паук где-то здесь. Соткал паутину и ждет жертву.

Стало страшно. Захотелось уйти подальше, Ник поднял руку и попросил счет.

Ждал, сидя как изваяние, боясь пошевелиться.

Официант принес счет. Обычный чек, клочок бумажки, лежащий на фарфоровом блюдце. На нем мраморная плашка, похожая на фишку казино, с эмблемой ресторана. А сверху кокон из сотен нитей, которые расползаются вокруг чека и расходятся в разные стороны, к разным людям: к официанту, к девушке у входа, к карабинеру, проходящему за окном, к проезжающей по дороге машине…

Сидя на месте и не шевелясь, Ник мысленно протянул руку и дотронулся до паутины.

Словно жало воткнулось в грудь, и ядовитое зелье проникло в кровь.

Вот почему ему отдали лисицу.

Потому что любое взаимодействие с пауком словно выворачивает наизнанку.

Ник взял чек.

Сумма, указанная в нем, не соответствовала той, что в меню. Вместо двадцати шести евро там стояло число сорок девять.

Паутина дрожала. Жуткое чувство.

Надо было звать администратора или официанта и уточнять у них, почему сумма завышена почти вдвое. Официант стоял у стойки, а администратор отдавал какие-то инструкции бармену.

Не было никаких темных пятен. Были коконы, от которых расходились нити в разные стороны, к другим коконам. Десятки, сотни сгустков из паутины.

Вытащив бумажник, Ник бросил на блюдце пятидесятиевровую бумажку и вышел из ресторана, сдерживая тошноту.

А вечером в тот же день его ждало новое сообщение, точнее, сразу четыре, от остальных анонимусов.

Все они касались новой темы, появившейся недавно в сети. Защита против вирусов серии «Стакс». «Касперский», а за ним «Доктор Веб», «Лозинский» и другие компании, производящие антивирусы, бодро рапортовали о том, что решение защиты железа найдено. Обновление стоило всего лишь сорок девять долларов и давало гарантию, что компоненты «Стакса» будут обнаружены раньше, чем вирус начнет действовать.

И снова вокруг Ника появились нити, обматывая его и сплетая новые коконы.

Арктика, осень 2007 года

Огонь всюду. Языки пламени обвили ноги, как змея, выползшая из черепа лошади Вещего Олега. Огонь ласкает руки, подбирается к лицу.

Странно, почему же тогда так холодно.

Люди вокруг. Много молодых девушек. В одежде, похожей на немецкую форму, как в кино… это и есть немецкая форма. Знаки отличия, символика СС, свастика. Да, это кино. Вокруг много актеров и много огня.

Пламя бьет в лицо, хлещет по щекам и пытается задушить в своих объятиях. Но оно не обжигает, зато каждая снежинка, которая опускается на лицо, подобно капле кислоты, вызывает короткую, но острую и резкую боль в месте прикосновения. Снежинки не тают в огне. Они вообще не замечают, что вокруг огонь. Ветер кружит снежинки, безжалостно швыряет их в лицо, и десятки маленьких иголок впиваются в кожу, принося новую боль.

Очень холодно.

Медведи. Белые медведи, в блестящих металлических панцирях и шлемах, они грозно рычат, но не двигаются с места. Они такие огромные, люди рядом с ними кажутся игрушками, куклами. И все же медведи подчиняются «куклам» и даже, кажется, боятся их.

Но Ей не страшно. Она уже давно ничего не боится. Просто Ей холодно. От огня, который повсюду.

Огонь надо потушить, только нет никого, кто смог бы это сделать. Хотя… может, огонь получится потушить у этой старухи.

Старуха с лицом, изъеденным морщинами, тоже одета в немецкую форму. Удивительно, но Она знает, что форма на старухе — это форма рейхсфюрера СС.

Знает или помнит.

Старуха здесь главная. Она долго смотрит Ей в глаза и, наверное, что-то там видит. А может, и нет, это не важно. В тот момент, когда старуха заглядывает Ей в глаза, Она вспоминает.

Она вспоминает, как зовут старуху. Мария фон Белов. Родилась в 1914-м, сейчас ей почти девяносто три года.

Она вспоминает, что здесь делает старуха и эти люди в немецкой форме. Это база Ультима Туле, Арктика, северный полюс. Старуха здесь главная.

В тот момент, когда пламя с новой силой бьет по щекам, Она вспоминает то, что видит старуха Кристиансанд. Норвежский фьорд. Холодно, идет мелкий дождь, слезами оседающий на щеках и новенькой форме рейхсфюрера СС. Подводные лодки готовятся к погружению. Земля тает в дымке тумана.

Картина длиною в шестьдесят два года, и даже время не в силах вычеркнуть ее из памяти.

Ее куда-то ведут. По длинным коридорам, по лестничным переходам. Сначала Она спускается, затем снова поднимается.

Комната с ослепительно белыми стенами и белым потолком. Игла впивается в вену, но боли нет. Точнее, боль есть, но не от укола. Огонь бушует все сильнее, превращая тело в сгусток боли. Люди в белых халатах говорят по-немецки, Она слышит каждое их слово.

Она засыпает и видит сон, в котором…

В комнату входит Мария фон Белов и резким, каркающим голосом отдает приказ.

Ее снова куда-то ведут. На этот раз вместе с Ней идет старуха. Дорога знакома Ей, хотя чувство, что Она здесь впервые, не проходит.

Направо, прямо, налево. Вниз по винтовой лестнице, мимо бункера, из окна которого торчит тупорылое дуло пулемета. MG-42, калибр 7,92, почти тысяча выстрелов в минуту. В бункере должен находиться Ганс Шеффер или его сестра Инга Шеффер… да, Ганс. Пулеметчик Ганс, с вечно хмурым лицом, стоит навытяжку, пока мимо бункера проходит Мария фон Белов.